– Эй, чего скучаешь? Давай к нам, места хватит!

– Это вы мне? – спрашиваю с удивлением.

– А кому еще?! Мы бы и Катьку пригласили, только ей Зинаида запрещает с нами сидеть. Верно, Кать? Замордовала хозяйка, не дает расслабиться?

С осуждением взирая на компанию, Катя всем своим видом подчеркивает, что между ней и этими вульгарными женщинами – моральная пропасть. Я не раз встречал их, голосующих на обочине трасс и явно отличных от других женщин, бредущих с тележками или сумками в руках. Мини-юбки, черные колготки, краска на лицах, распущенные волосы – это знаки, символы принадлежности к особой касте жриц любви. При этом самая невзрачная и дурно одетая женщина с тележкой неодобрительно поглядывала на дорогие украшения и одежду. Иногда жриц подхватывала легковая машина, но чаще тормозили вот такие трейлеры, и женщины высоко задирали ноги, чтобы забраться на подножку и исчезнуть внутри кабины.

– Ну, чего там рожаешь? – кричит главный ковбой, с красной бейсболкой на голове. – Иди, тут место есть рядом с Галкой! Эй, подвинь задницу, пусть парень сядет!

Мой переход за соседний стол оказывается гораздо серьезнее, чем переход российской границы. Прости меня, Катя, пусть тебя успокоит хотя бы то, что водку я пить не буду. Ковбои наливают щедро, от широкой русской души, но я отодвигаю стакан – только пиво.

– Какое, на фиг, пиво?! – Возмущается рыжая красотка, названная Галкой. – Мужик ты или не мужик?!

Но я непреклонен, как и положено нордическому немцу. Как ни странно, мое немецкое происхождение мужчинам все объясняет: не раз бывшие в Евросоюзе, они обладают зачатками толерантности. Галка толерантностью не обладает, и главный ковбой вынужден ее прервать:

– Заткнись, шалава, дай с человеком побазарить!

Ковбои тянут ко мне ладони, называют имена, которые я, конечно, не запоминаю, и начинается разговор о дорогах. Почему в Германии хорошие дороги, а здесь – говно? Ну, ладно, трасса М1 еще нормальная, но стоит свернуть влево или вправо – все, полная жопа! Мне приятно соглашаться: натюрлих, от Франкфурта до Берлина – очень хороший автобан! А от Берлина до Гамбурга – еще лучше! Между тем Галка придвигается ко мне, и я ощущаю тепло ее тела, отделенного полупрозрачной материей. Сквозь материю проглядывает черный бюстгальтер, скрывающий (наполовину) грудь красивой формы, да и сама она, если честно, привлекательная. Зря только они так густо мажут лица, будто готовятся выступать в театре пантомимы…

Где-то за спинами ковбоев мелькает знакомый силуэт, и я вижу раскрытый в удивлении рот Магды.

– Ну, майн либер… У меня просто нет слов! Ты полностью потерял представления о приличиях! Стал копией сводного брата, который всегда был развратным французом!

– Наполовину французом… – уточняю вяло (слишком ущербна моя позиция).

– Эта половина его полностью подчинила, заставила связаться с русской проституткой!

– Люба не была проституткой.

– Тем не менее, она выглядела, как женщина легкого поведения! Я видела ее два раза, и оба раза она мне очень не понравилась. Она вульгарная, шумная, навязчиво сексуальная… Она была похожа на тех женщин, что сидят в нижнем белье у окон в старом городе. Помнишь эту улицу напротив крепостной стены?

– Сейчас в этих окнах сидят в основном африканки. Хотя и русские есть, и с Украины тоже…

– А ты откуда знаешь?!

– Ты забыла, что одна из моих статей касалась этой темы. Я писал о том, что на этой неприметной улице парадоксально соединилось наше прошлое – крепостная стена XIII века – и наше неприглядное настоящее. В конце концов, туда ходят именно немцы, так называемые «честные бюргеры»…

– И ты тоже ходил?!

– Нет, я ходил к тебе, но какая разница?

– Что значит: какая разница?! Ты приравниваешь меня к этим животным?!

– Они не животные, они тоже люди.

– Возможно, но это опустившиеся люди. Причем по собственной вине. У каждого есть шанс создать нормальную семью, пусть даже жизнь будет небогатой. А они решили идти на панель!

Я вспоминаю еженедельные встречи с Магдой, наш аккуратный секс, без выхода за разумные пределы, с умеренной страстью и с обязательным поцелуем в щеку по окончанию процесса. Начинала Магда поцелуем в губы, будто подавала знак – начало игры; далее первый тайм (изредка – второй), а финальным свистком было прикосновение ее губ к щеке. И никакого дополнительного времени, тем более пенальти.

– Конечно, – раздается обиженный возглас Магды, – тебе больше нравятся шлюхи! Эта Катя, например, готовая лечь в постель только потому, что ты немец! А эти подруги дальнобойщиков? У нас их даже в публичный дом не приняли бы! Поэтому у них и нет нормального слова для обозначения семейного союза. Что значит: brak? Это значит плохо сделанная вещь, ошибка, а…

– А вот здесь, майне либер, ты должна закончить. Так нечестно, ты не знаешь странного языка, где «да» и «нет» произносятся вместе.

– Вот именно: «да» и «нет» вместе! Разве это признак здорового сознания? Мне кажется, эти люди поголовно больны. Им требуется успокоительный укол или компресс. Их надо госпитализировать, а кого-то, возможно, отправить на процедуру эвтаназии.

– Тогда лучше сразу в газовую камеру…

Диалог прерывается, когда я замечаю внимательный взгляд соседки-Галки. Она поглядывает искоса, о чем-то размышляя, затем предлагает:

– А давай я тоже с тобой пиво буду пить?

Не дожидаясь согласия, она заказывает две бутылки, мы чокаемся (бутылками) и теснее прижимаемся друг к другу.

– У вас делают неплохое пиво… – говорю, чтобы начать общение.

– Да? Я в нем вообще-то не разбираюсь.

– Почему тогда пьешь?

– А за компанию! – смеется Галка. – И вообще, причем здесь пиво?! Ты на баб наших посмотри – вот кто у нас лучшие!

– Наши бабы – супер! – поднимает стакан бейсболка. – За баб, по-гусарски!

Мужчины ставят стаканы на тыльную сторону ладони и, отведя локоть в сторону, заливают в себя очередную порцию водки. Я пытаюсь проделать то же с бутылкой пива, едва не роняю ее, и тут же – взрыв хохота. Вести беседу уже невозможно, ковбойский пикник с каждой минутой становится громче, назойливей, водки выставляется все больше, и нам остается язык тела. Он красноречив, этот язык, в нем тоже есть «да» и «нет» – и еще множество других выражений. Галка кладет мне руку на колено, вроде как опирается на него, проводит ладонью по бедру, затем рука взлетает и укладывается за моей головой.

– Так ничего?

– Ничего – значит хорошо?

– Это значит – тесно, удобнее так.

– Если удобнее, я согласен.

Еще раз чокаемся, и Галка говорит:

– Ты прикольный.

– Какой я?

– Юморной. Я сразу это поняла, когда ты наших «гусаров» стал передразнивать. Я таких мужиков люблю.