Почему я не повернул назад? Потому что где-то там, в неразличимой дали я надеюсь узнать тайну рождения и гибели одного странного мальчика, без которого мне стало неинтересно жить. Точнее, узнать вторую половину тайны, первая половина, почти разгаданная, осталась за спиной, в доме с булочной, за окном, где кусок разбитого стекла заменяет фанера. Очередной «покоритель» за плотно задернутыми шторами, возможно, думает про абсурдность своего наскока, он ведь не покорил землю, а именно затерялся, пропал. Или он ни о чем не думает, а просто лежит на кровати, отключив органы чувств? Тогда мне нужно стать его органами чувств, глазами и ушами, ногами и руками. Только так я смогу получить новый опыт, что-то понять, осознать; и тогда по возвращению мы все выясним, расставим по полочкам, и брат перестанет быть живым мертвецом…

Этот вопрос: не повернул ли я назад? – звучит в послании редактора, которое получаю во время очередного «сеанса связи». Получив отрицательный ответ, тот интересуется: могу ли я чем-то порадовать читателей «Городской газеты»? Я же отвечаю, что радовать пока нечем: страна настолько уязвима для критики, что статьи бессмысленны.

– Вот именно! – пишет редактор. – Бессмысленно критиковать то, что невозможно исправить!

А я отвечаю… Увы, ничего не отвечаю, поскольку разрядился аккумулятор, а ближайшая розетка находится очень далеко. Поэтому диалог продолжается в виртуальном варианте, к чему я уже привык.

– Критика – не моя цель, – говорю (пишу?) я, – Если на то пошло, наша цивилизация тоже не безупречна, в последнее время я живу с постоянным ощущением обмана…

– Какой обман?! Ты журналист, у нас свобода слова, значит, любой обман может быть раскрыт!

– Я не о том обмане. Вокруг меня множество людей, они строят планы, делают карьеру, с надеждой смотрят в будущее, верят в прогресс, как пан Анджей… Они думают: у них под ногами находится огромная и толстая базальтовая плита. Мне же кажется, что мы на плавучем острове, какие образуются в Саргассовом море. Нагрузка огромная, движение по острову интенсивное, а основание шаткое и неустойчивое, чуть пережмешь, и дружно идем ко дну.

– Красиво сказано, но откуда ты это взял?!

– Из опыта прошлого, наверное. Все-таки я – представитель народа, прошедшего через ад и едва не утащившего за собой в преисподнюю другие народы. Я чувствую запах серы, но говорить об этом смешно. Гораздо легче, как и остальные, положить свой кирпич в основание новой пирамиды, этой «мега-мечты» о всеобщем благоденствии. Двуличный диссидент, я писал в статьях одно, а думал другое; только здесь я становлюсь собой. Эта страна, в конце концов, тоже прошла через ад, а еще здесь появился Норман…

– Какой Норман?! – восклицает антагонист. – Где он?! Лежит твой Норман в земле и никогда не воскреснет! Эта страна отторгла его, погубила, и тебя она погубит! Это трясина, которая засасывает все подряд! Не понимаю, почему ты все-таки не повернул обратно?!

В этом месте повисает пауза.

– Мне кажется, я здесь не чужой. Я будто слышу иногда подсказки…

– Вот как? И какие же ты слышишь подсказки? Быть может, та каска с черепом – подсказка?

Зловредный фантом напоминает о встрече на трассе, когда меня нагнал человек на велосипеде. Узнав о моем германском происхождении, он засмеялся и сказал, что немцы всегда выбирали Смоленскую дорогу. Велосипедиста звали Егор, он пригласил в свой деревенский дом, где жена угостила меня обедом. В апогее застолья хозяин достал из кладовой каску бойца вермахта, пробитую в двух местах: аккуратные круглые дырки зияли с левой стороны. Когда Егор извлек из-под стола череп и вставил в каску, я оторопел.

– Видишь, там тоже дырки, в черепе. И они полностью совпадают с дырками на каске!

Жена замахнулась на него полотенцем, начала ругаться, а Егор смеялся, говоря, что череп с каской когда-то раскопал в лесу его сын.

Теперь уже взрослому сыну это добро ни к чему, Егору тоже, так что он с легким сердцем презентует трофей немецкому путешественнику.

– Дивизия «Мертвая голова»! – веселился Егор. – В натуре – мертвая! А почему? Потому что сталь говно! Ваши каски из ППШ прошивались на раз!

Комментарий виртуального редактора полон сарказма.

– И как ты это расцениваешь? Это же издевательство над исторической трагедией! Мы относимся к ней очень серьезно, мы прошли процедуру денацификации, раскаялись, а они?! Они шутят над такими вещами, над которыми нельзя смеяться!

– Это наше мнение. А они считают, что смеяться можно над всем. Иногда им ничего другого не остается, только смеяться.

– Или хитрить. Помнишь еще одну «подсказку»? Как пожилая крестьянка заставила тебя копать картошку?

Это было на следующий день после перехода границы. Та бабушка приняла меня за демобилизованного солдата (что было не впервые) и попросила помочь ей выкопать картошку. Я ответил, что больше люблю кушать картошку, а не копать ее.

– Чтобы ее кушать, надо вначале выкопать. Помыть, почистить, сварить… Сам откуда будешь?

И опять (после моего признания) была история из страшного времени, когда вокруг гремели взрывы, вермахт откатывался назад, накрываемый волной советского наступления, но картошки человеческие конфликты не касались. В далеком 1943 году был на удивление богатый урожай, так что семейство этой крестьянки, тогда совсем юной, засыпало картошкой самодельный бункер, выкопанный в огороде. К несчастью, это увидели эсэсовцы. Они зашли в огород, насыпали в бункер отраву, в итоге семья даже не притронулась к картошке. Притронулся кто-то из голодающих соседей, чьи трупы потом находили в разных концах деревни…

– И что из этого? – сопротивляется фантом. – Ты лично – какое отношение имеешь к СС?! Твой дедушка воевал на Западном фронте и при первой возможности сдался американцам! А бабушка была антифашисткой, она погибла в Дахау! У тебя нет комплекса вины перед этой страной, ты прекрасно об этом знаешь! Но почему-то ты копал эту картошку, даже вымыл ее, будто ты гастарбайтер, а не гражданин цивилизованной Европы. Твое желание быть здесь своим – смешно и нелепо, этот мир тебя отторгает, как ни маскируйся… Что? Тебя потом накормили блюдом под названием «драники»? Но это просто абсурд! Право первородства нельзя продавать ни за чечевичную похлебку, ни за «драники»!

– Право первородства? Это слишком напыщенно, так мы можем далеко зайти.

– Ладно, они хотя были вкусные, эти «драники»?

– Очень вкусные, особенно со сметаной.

– О, майн Гот…

Захлебнувшись слюной (если фантомы способны захлебываться слюной), оппонент растворяется в сумерках, я же продолжаю путешествие, чтобы вскоре оказаться в очередной маленькой гостинице.

Номер встречает абсурдным объявлением, прикрепленным кнопками к стене: «Душ – 50 руб. Презерватив – 100 руб. Разбитый графин – 500 руб. (штраф)». В душ мне очень хочется, презерватив не требуется, разбивать графин я вроде не намерен. Значит, объявление предназначено кому-то другому, остро нуждающемуся в двух первых вещах и бьющему графины. Кто этот сексуально озабоченный хулиган? Ответ я получаю внизу, в маленьком, опять же, кафе, где за стойкой скучает в одиночестве барменша.