К нам приблизился человек в черной мантии распорядителя. Мы показали ему наши ярлыки, и он провел нас к свободному столу. Я был рад, что нам не пришлось ужинать вместе с клерками. Скатерть и салфетки были отнюдь не первой свежести, и мистрис Марлин брезгливо сморщила нос. Подоспевший слуга поставил на стол кувшин с элем и умчался прочь. Я разлил эль по кружкам.

— По крайней мере, посуда на этом столе оловянная, — изрекла мистрис Марлин.

Оглядевшись по сторонам, я заметил, что работники пьют из деревянных кружек.

— Что ж, приятно сознавать свои преимущества, — произнес я.

Еще один слуга поставил на стол большую миску с похлебкой, причем сделал это так неловко, что изрядно забрызгал скатерть. Мистрис Марлин испустила горестный вздох, но Тамазин расхохоталась и передала миску своей хозяйке.

— Нам надо набраться терпения, мистрис, — сказала она, и я с удивлением заметил, что унылое лицо Дженнет Марлин на мгновение осветила признательная нежная улыбка.

— Как вам удалось поступить на службу к королеве? — обратился Барак к Тамазин, когда с похлебкой было покончено.

— Моя мать проработала на королевской кухне много лет, — сообщила девушка. — Вот уже два года, как я сменила ее. Я помогаю кондитеру королевы и так хорошо разбираюсь в любимых сладостях ее величества, что меня даже взяли в путешествие, — заявила она, сияя от гордости. — Меня послали в Йорк, чтобы я помогла леди Рочфорд и мистрис Марлин приготовить покои для королевы и позаботилась о любимых лакомствах ее величества. О, знали бы вы, как королева обожает сладкое печенье: марципановое, миндальное и имбирное!

— А вы, сударыня, давно уже служите леди Рочфорд? — обратился я к мистрис Марлин.

— Нет, сэр, — проронила она, смерив меня высокомерным взглядом. — Прежде, когда королевой была Анна Клевская, я служила леди Эджкомб. К леди Рочфорд я перешла нынешним летом.

— Вы родом из северных графств?

— Да, семья моя жила в Рипоне. Но меня отослали ко двору, едва мне исполнилось шестнадцать.

— И вы проделали вместе с королевским кортежем весь путь из Лондона?

— Да, — изрекла она с тяжким вздохом. — Надо сказать, в дороге нам пришлось претерпеть немало тягот. Июль выдался таким холодным и дождливым, что дороги превратились в жидкую грязь. Некоторые дворцовые чиновники предлагали вернуться в Лондон. Но король и слышать об этом не желал.

— Бесспорно, это путешествие имеет большое политическое значение, — кивнул я.

— Разумеется. А после того, как погода наладилась, король, бог знает по каким причинам, сильно задержался в Хатфилде и Понтефракте. Нас отослали в Йорк, а король свернул в Халл. Мы провели в этом городе почти целую неделю.

— А как долго король намерен оставаться в Йорке?

— Говорят, три дня. Но, как правило, пребывание короля в том или ином городе оказывается более длительным, чем предполагалось.

— Что ж, король волен в своих планах, — заметил я и спросил после недолгого молчания: — Вам известно что-нибудь о торжественной церемонии, к которой ведется столь грандиозная подготовка?

— Ровным счетом ничего, — пожала плечами мистрис Марлин. — Слухов ходит множество, но трудно понять, насколько они соответствуют истине. Вы барристер, сэр? — резко сменила она тему разговора.

— Да, сударыня. Я практикую в корпорации Линкольнс-Инн.

— Мой жених тоже барристер. В Грейс-Инне.

«Как и племянник Ренна», — мысленно отметил я.

— Вне сомнения, вам известно, что жених мой сейчас находится в Тауэре, — медленно проговорила Дженнет Марлин. — Его подозревают в причастности к заговору. Наверняка кто-то уже взял на себя труд сообщить вам об этом.

— Да, до меня дошли кое-какие слухи, — смущенно пробормотал я.

— Его имя Бернард Лок. Возможно, вы с ним встречались в Лондоне.

Когда мистрис Марлин произносила имя жениха, губы ее, обычно плотно сжатые, немного смягчились, и я с удивлением отметил, что они отличаются приятной полнотой и свежестью.

— Увы, я не имел чести встречаться с вашим женихом, сударыня, — ответил я.

Сегодня меня уже во второй раз спрашивали, не знаком ли я с неким барристером из Грейс-Инна.

— Бернард тоже родом из Рипона, так что мы знали друг друга с детства. — Во взгляде Дженнет Марлин, доселе столь бесстрастном, неожиданно вспыхнули огоньки. — Его арест — это какое-то страшное недоразумение. Я уверена, вскоре он выйдет на свободу. В последнее время невиновные нередко оказываются за решеткой. Сеть раскинута так широко, что в нее попадают не только заговорщики, но и преданные слуги короля. Но справедливость непременно восторжествует.

— Будем на это надеяться, сударыня, — кивнул я, про себя удивляясь свободе и откровенности, с которой она говорит о столь рискованных вопросах.

Разделить ее уверенность в благополучном возвращении жениха я никак не мог. Возможно, этот человек и в самом деле не имел никакого отношения к заговору, но нередко легчайшей тени подозрения было достаточно, чтобы невиновный томился в Тауэре годами.

— Надежда никогда не умрет в моей душе, — с пылом заявила мистрис Марлин.

— Ваше доверие к жениху делает вам честь, сударыня.

— Я слишком многим ему обязана, — сказала она, бросив на меня взгляд, вновь ставший холодным и надменным.

Тут к нашему столу подошел слуга с блюдом, на котором лежал громадный пирог с бараниной. Барак разрезал пирог. Когда Дженнет Марлин потянулась за своей порцией, я заметил, что рука ее слегка дрожит. Несмотря на высокомерие этой леди, я не мог не питать к ней сочувствия. Вне всякого сомнения, сердце ее обливалось кровью, и к тревоге за любимого человека примешивалась боль от постоянных насмешек, которыми осыпали ее прочие знатные дамы. Женщины, как известно, порой изрядно превосходят мужчин в жестокости.

— Я слышал, что в начале путешествия королева захворала, — перевел я разговор на другую тему. — Надеюсь, сейчас она чувствует себя лучше.

— У королевы была всего лишь небольшая простуда, — растянув губы в тонкой унылой улыбке, произнесла мистрис Марлин. — Но она, подобно всем молодым женщинам, использовала свое нездоровье в качестве повода для капризов.

— Рад слышать, что болезнь не опасна.

— Тем не менее леди Рочфорд пришлось нянчиться с королевой, как с малым ребенком, называть ее бедной деточкой и закармливать лакомствами.

В голосе мистрис Марлин звучало нескрываемое отвращение. Я вспомнил, как пренебрежительно обращалась с моей собеседницей леди Рочфорд. Несомненно, мистрис Марлин относится к числу озлобленных женщин, решил я про себя; но, надо признать, у нее были веские причины для этого. Она кого-то сильно мне напоминала, но я никак не мог вспомнить, кого именно.

— Ходят слухи о том, что королева беременна, — произнес я.