Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Роберт? – позвала, лежа грудью на мужчине и вырисовывая узоры на его торсе.
– М-м-м, – откликнулся, закинув руку под голову, поглаживал меня по спине.
– Сколько тебе лет? Порой мне кажется, что ты намного старше меня, а в другие моменты не дала бы тебе больше тридцати с хвостиком, – выносливость и энергия Гершвина поражали. И я впервые задумалась над его возрастом.
– С большим хвостиком, – прищурился он.
– С о-о-очень большим, – задела коленом член, тут же начавший твердеть.
– Сорок три, – усмехнулся он, смотря на меня сквозь полуприкрытые веки. – Это важно?
– Нет, – улыбнулась. – Просто обычно, говорят, что мужчины твоего возраста за ночь способны только на один раз. Большее уже при помощи виагры.
Широкая грудь затряслась от смеха.
– У тебя есть какой-то секрет? – не отставала от мужчины.
– Хорошее здоровье, – низко смеялся он.
– Это хорошо.
– Потому что не надо тратиться на виагру? – продолжал смеяться Роберт.
– И это тоже. В твоем возрасте, вроде, уже все начинают экономить. На пенсию откладывают, – засмеялась, закидывая ногу выше на мускулистые бедра.
– Я нетипичный старик, – улыбался он и я млела от того как преображалось его лицо от улыбки.
– Каким ты был в детстве? Наверное с пеленок всеми командовал? – положила подбородок на мускулистую грудь, с любопытством рассматривала мужское лицо.
– Обычным. Играл в хоккей, летом гонял в футбол. Дрался с пацанами, жег гудрон и подкладывал монетки под рельсы поезда. Мечтал стать военным, как отец, который погиб в Афгане когда мне было пять лет.
– Сочувствую, – впервые мы заговорили о его семье и я почувствовала сожаление и вину, что не знала о нем такого важного факта.
– Они с мамой любили друг друга. Родили меня, когда обоим по восемнадцать было. Отец когда ухаживал за мамой читал ей стихи Роберта Рождественского, чем покорил ее сердце. Поэтому назвали меня в честь поэта, благодаря которому я появился на свет.
– Это так романтично, – улыбнулась, представив молодого парня, похожего на Роберта и юную девушку с таким же жгучим взглядом.
– Мужчину из меня делал дед. До сих пор помню жжение на ягодицах от пряжки его ремня.
– Он бил тебя? – сжалась всем телом, испугавшись. Слышать, что кто-то бьет или бил ребенка, для меня невыносимо.
– За дело, – улыбнулся Роберт. – Он у меня военной закалки.
– Что бы ребенок не сделал, недопустимо поднимать на него руку.
– Это сейчас принято водить детей к психологу и проводить долгие беседы. А тогда, если у соседей по даче яблоки своровал, или издевался в школе над ботаниками, или вытащил деньги отложенные на зимнее пальто маме и укатил в другой город на концерт, никто не тратил слов, а переходил к наиболее эффективным способам.
– Он что тебя и подростком бил? – волосы шевелились на голове от услышанного.
– Было за что.
– И что ты, не пытался противостоять?
– Понимал свою вину и перед дедом с мамой стыдно было.
– Мама так и не вышла замуж?
– Позже. Когда мне уже восемнадцать стукнуло. Появился у меня отчим тогда, а спустя два года и младшая сестра.
– У вас такая большая разница в возрасте с сестрой?
– Слишком. Двадцать лет, – проговорил задумчиво и между бровей пролегла морщина.
– Вы не общаетесь? – понимала, что двадцатилетняя разница между братом и сестрой это целая пропасть.
– Общаемся, но я ее практически не знаю. Точнее знаю, но не так близко, как хотелось бы. Когда Кристина родилась, я уже не жил с мамой. Да и деда уже тогда в живых не было. А жить под одной крышей с чужим мужиком я не мог.
– Военным ты так и не стал, – утверждала, не спрашивала.
– Отучился три года вместо четырех в военном институте. Четвертый уже был без меня. В отпуске подрался так, что выперли с позором. О военной карьере пришлось забыть.
– Чем же ты занялся? – жадно впитывала всю информацию о жизни Роберта.
– Деньги учился зарабатывать, выживать. Влюбился, женился. А когда добился всего чего хотел, жена с другом, с тем самым с кем бизнес строили, рога наставила. Убрал всех друзей и зарекся от постоянных отношений, оставив только работу.
Слушая последнюю часть напряглась, понимая, что когда схлынет флер новизны и влюбленности, наша связь закончится. Не привык Гершвин напрягаться с женщинами, чтобы выстроить длительных отношений. Даже если на данном этапе испытывал что-то ко мне, то позже не станет бороться за нас.
– Чего напряглась вся? – приподнял голову, заглядывая мне в лицо. – Снова уже придумала что-то?
– Сам сказал, что в твоей жизни есть только работа.
– Сказал, – одним движением перевернул меня на спину, поставив руки рядом с головой и нависнув сверху. Готовая к новому заходу эрекция уперлась в бедро. – Так и было. До тебя.
– Что именно? – сердце замерло в ожидании ответа.
– Не хотелось, чтобы кто-то мозолил глаза двадцать четыре часа в сутки. А потом появилась ты и для меня стало пыткой отпускать тебя домой или не видеть днями, – развел коленом мои ноги, устраиваясь между бедер и тыкаясь членом мне в промежность.
– Хочешь сказать, что у нас серьезные отношения? – охнула, выгибаясь, когда твердый орган пронзил меня, заполняя до упора.
– Хочу, чтобы так было всегда, чем бы это ни было, – накрыл мои губы в поцелуе, проталкиваясь языком мне в рот и вонзаясь в мою плоть членом, заставляя забыть обо всем на свете, растворяясь в ощущениях.
ГЛАВА 13
Зубы стучали, несмотря на удушающий зной. Май выдался поистине горячим. И лето пришло город раньше календарных сроков. Но я не замечала ни цветущих яблонь, ни сладкого аромата, кружившего голову и заставляющего чаще выходить на улицу в поисках его источника. Прогулки с детьми превратились в истинное наслаждение. Греться в солнечных лучах, вдыхать весенний цвет и жадно впитывать майские краски. Казалось бы, что может быть лучше. Но сейчас меня это совершенно не волновало. От озноба зуб на зуб не попадал и