– Ладно, мам. Спи давай. Не залеживайся тут. Я пошел.

– Хорошо, Джонни. Спокойной ночи, маленький мой.

– Спокойной ночи, мама.

– …я за Лену!

– А я за Дарью!

– Ну, первая девушка тоже классная…

– Деньги копите, юноша! Что там – «классная», «не классная» – Адель не про вашу честь! Нет, не потянете. Ни Адель, ни Дашу. Короче, так. Я думаю, вы уже решили, к кому пойти. Идите. В любом случае мы вас поддержим. Проходите…

– …мне надоели потрясения всякие, мне хочется, чтобы рядом был человек, которому я по-настоящему нужна, и мне очень нравится, что он с головой, что он молодой парень, и он тоже любит музыку, и самое главное, чтобы нам было хорошо вместе…

– Я приглашаю всех выйти и поддержать Ивана!

– Лена, добрый день, я считаю, что ты растопила мое сердце. Хоть у тебя и были долгие отношения, но я думаю, что я смогу еще раз этот огонь поднять и расшевелить. Так что прошу пойти со мной!

– У нас сегодня есть пара – Иван и Елена! Если вы одиноки или вам понравился кто-то из участников сегодняшней программы, пишите, а я желаю, чтобы любимый человек обязательно сказал вам: «Давай поженимся!» Удачи!..

Ни письмами, ни звонками Жека не баловал. Всякий раз, когда Док, не вытерпев, звонил сам, отвечал скупо:

– Да так, ничего особенного, работаем пока…

Отшучивался:

– Когда будет? После дождичка в четверг, ну, или после тумана на шабад!

Док отдавал себе отчет, что выглядит глупо, но ничего поделать с собой не мог. Ждал, не находил себе места, надеялся. И прекрасно понимал, что в ситуации от него ничего не зависит. А хотелось бы, чтобы зависело. Только как?

С недавних пор Дока преследовал один и тот же сон. Он в концертном зале, за кулисами. А зал огромный, может, даже не зал, а дворец спорта. Начинался сон всегда с одного и того же. Док сидит в гримерке – видит кофры с одеждой, гитары в футлярах и на стойках, какие-то гитарные примочки и, наконец, понимает, что он – музыкант, и, судя по всему, не простой, а звездный. В комнате больше никого нет, свет приглушенный. Смотрит в зеркало, но лицо свое видит лишь в общих чертах. В ушах оживают внутриканальные мониторы:

– Готовность полторы минуты. Аншлаг. Начинаем. Свет, стартовый паттерн!

В зале запускаются лазеры и прожектора, потолочный свет фэйдером сводят в ноль, первые слайды транслируются на экран задника сцены.

– Готовность одна минута. Звук, подавайте интро!

Звукачи начинают транслировать в портал стартовый марш в исполнении духового оркестра длиной ровно тридцать две секунды.

– Ребята, при выходе через правую кулису аккуратнее. Плохо лежит кабельный тоннель, не споткнитесь. Ударник, перкуссия, бас, ритм – раз, два, три, пошли! Клавиши – выход через десять, девять, восемь…

Док сидит в гримерке и опять пытается увидеть свое лицо. А лица нет. Группа уже играет, и Док откуда-то знает, что остается тридцать два такта до вступления его соло. Вскакивает с кресла, надевает гитару, прописанную в сет-листе для двух первых композиций, и бежит к выходу на сцену. Зал ревет, танцпартер беснуется. До вступления «соляка» шестнадцать тактов… двенадцать…

Док выпрыгивает на авансцену. Зал начинает визжать и топать. Левой рукой машет залу, правой впихивает «гвоздь» акустического шнурка в торец гитарной деки. Гитарный стек хрюкает – но так и задумано: играем как всегда, немного грязно, небрежно, фирменным саундом, так, как нас любят! Восемь тактов… Четыре… Погнали!

Тут Док понимает, что никогда не держал гитары, не знает нот, не учился музыке. Кривой неумелый удар по струнам – стадион заполняется омерзительным фуззом его расстроенной гитары, перекрывающим пульсирующий слаженный групповой бит.

Каждый раз Док просыпался и понимал, что сон-то – не про хард-рок. Сон – про него самого, про ситуацию. Столько лет потрачено, столько сил, столько денег. Создано фамильное гнездо, рождены дети – им уже почти девять! Еще три года, и Посвящение. Значит, нужно дать им технологию добычи энергии. А ее нет, как минимум – в ближайшем будущем, как максимум – вообще.

Жека всякий раз сетовал – не хватает всего-то одной-двух зацепок. В чертежах и рисунках с жесткого диска Олафа было многое. Но несколько важных точек отсутствовали. А это все равно что не было вообще ничего. Кому нужно устройство, если оно не работает, и непонятно, как его запустить? Ведь даже когда тебе вручают, допустим, холщовый мешок, а в нем куча пружинок и шестеренок, и при этом говорят: это будильник, – ты все равно оказываешься в более выгодной ситуации. Потому что уверен: в мешке – полный набор деталей, и если постараться, поломать голову, покомбинировать, то рано или поздно, это уже от твоей квалификации зависит, все равно ты будильник соберешь. Все шестеренки встанут на место, заведешь, и никуда он не денется – затикает.

Иногда, когда канал позволял, Жека запускал видео в мессенджере, и Док мог наблюдать его изможденное озабоченное лицо с сине-черными кругами под глазами.

– Понимаешь, в чем дело, – устало вещал он Доку, – вот тебе, допустим, восемнадцатый век. Конные повозки, паровые двигатели, первые автомобили. Еще даже Попов с Маркони радио не изобрели. Вот такой мир вокруг, ну, не первобытный, конечно, но, как бы выразиться, кондовый. А теперь представь на минуту, что в этот мир каким-то образом взяли и закинули мобильные телефоны, базовые станции и коммутаторы. И что? Разве мобильники не будут работать в восемнадцатом веке, если есть от чего их запитать? Да ёлы-палы, еще как будут! Вот ровно как в нашем двадцать первом, точно так же! Никакой разницы! А всё почему? А потому что физическим принципам глубоко параллельно, что там написано в летоисчислении – восемнадцатый или двадцать первый. Но тем-то восемнадцатый и отличается от двадцать первого, что в восемнадцатом мы девяти десятых принципов, воплощенных в конструкции мобильных устройств, еще не знаем. Даже не догадываемся, как оно работает. Картинку нам покажи – будем тупо репу чесать! Картинка есть, а понимания нет. Вот и сейчас у нас всё то же самое: слышим звон… Кстати, – продолжал Жека, – знаешь русские поговорки?

– Какие?

– Про нас с тобой. Ну, например: «ума палата».

– Конечно, знаю.

– А вот ни хера ты не знаешь. Это только первая часть.

– Да ну?! А как дальше?

– Ума палата, да ключ потерян.

Док рассмеялся.

– Я рад, что тебе весело, – стебанулся Жека.

– Не больше, чем тебе.

– Ладно, не ворчи. Давай еще добавлю. Собаку съел…

– Ну?

– …да хвостом и подавился!

– Сильно, – пробормотал Док.

– На тебе и третью до кучи. Дело мастера боится… закончи фразу.