решения с её дедом. Впрочем, последнее вполне согласовалось с отцовским нравом.

Меж тем выдалось свободное время, которое все употребили соответственно своим желаниям. Кто-то задрёмывал там же, где и сидел, кому-то не прискучило насыщать утробу, кто-то же ощутил настойчивую потребность в посещении уединённых мест. Блодвен с ласковой улыбкой предложила пройтись, удивившись блажи мачехи, я пошла за нею.

Словно добрая подруга, она взяла меня под руку и доверительным тоном полюбопытствовала, как показался мне жених. Мне же решительно нечего было на это ответить.

— Он недурён собой, — ответила, поколебавшись.

— Это славно, если ты так считаешь, — ответила мачеха.

Я пожала плечами. Едва ли в Таре сыскалась бы хоть одна женщина, считавшая иначе.

— Ну, а в остальном? Хочу знать твоё мнение, — допытывалась Блодвен, и, утомившись бессмысленной беседой, я говорила, чтобы хоть что-то сказать:

— Я слышала, как превозносили его доблесть. Стало быть, он славный воин.

— О, боюсь, время его побед прошло! — с притворным сожалением произнесла мачеха. Её взгляд с любопытством искал признаки чувств в моём лице, однако мне нечем было порадовать её. По правде говоря, мне было всё едино: гремит ли воинской славой имя моего супруга или покрывается паутиной забвения.

Точно подслушав, о ком ведём речь, к нам подошли сын и старик-отец. Блодвен будто бы обрадовалась их появлению, хоть вообще весь вечер она была несвычно весела, я же, напротив, ощутила пущую неловкость. Однако следует смотреть в глаза своему будущему, тем паче, что глаза эти, тёмные и насмешливые, не стеснялись смотреть на меня. Заметив, что старик собирается продолжить прогулку в компании, я решила предоставить ему право пообщаться со скорой роднёй в лице Блодвен, а сама протянула руку его сыну.

Каково же было моё удивление, когда он посмотрел на протянутую ладонь с искренним непониманием и даже отступил на шаг, словно ему предлагали нечто неприличное, а не всего лишь пройтись десяток шагов с невестой. Я была уязвлена. Щёки предательски полыхнули, и от лица отхлынула кровь. В следующий миг замешательство мужчины сменилось весельем. Старик побагровел настолько, что это казалось невозможным, Блодвен усмехнулась в ладошку.

— Я сделала что-то нелепое, риаг? — спросила, стараясь быть спокойной.

— Ах, риаг Стэффен, — елейно пропела Блодвен, — моя милая дочь нынче так утомилась… Бедная девочка ещё совершенное дитя, она занемогла от всего этого шума и духоты! — И, обращаясь уже ко мне, хоть объяснения уже явились излишни: — Ангэрэт, милая, понимаю, ты неверно поняла. Но волнение твоё объяснимо, как волнение всякой юной девушки, становящейся невестой. Твой будущий муж — риаг Стэффен, а вовсе не его сын!

— Бастард! — прохрипел старик, втискиваясь между мной и сыном, и вполне подтверждая своё к нему отношение, отпихнул локтем.

— Так у вас с сыном одинаковые имена? — спросила упавшим голосом. Не будь сын назван в честь отца, не возникло бы этой путаницы, и я сразу бы приготовилась к худшему исходу, не ожидая для себя судьбы чуть более лучшей!

— С сыновьями, — со смехом исправил меня тот, кого я уже вообразила своим супругом. — Отец не большой затейник и каждому своему бастарду даёт одно имя, чтоб не утруждаться запоминанием. Из-за этого порой, правда, получаются всякие нелепицы, ведь нужно же нас как-то различать.

— Помолчи лучше, бесово племя! — прикрикнул чадолюбивый отец, бывший, ко всему прочему, сильно во хмелю, хотя ещё совсем недавно казался трезв, но не терял даром время после того, как договорился с ард-риагом. — Твоему языку место в помойной лохани, а тебе — на скотном дворе, вместе с мамашей!

Молодой Стэффен тонко усмехнулся, учтиво кланяясь; по всему выходило — ему не впервой было выслушивать подобные угрозы, и исполнения их он нимало не опасался.

— Коль будет так угодно, отец, по твоему слову готов отправиться и свиньям крутить хвосты, вот только кто тогда станет защищать туат? Врагов ведь у тебя не становится меньше.

Я наблюдала за этой сценой отрешённо-спокойно, тогда как на деле пребывала в отчаянии. За что со мною так поступили? Ведь я была почтительной дочерью, отец сам признал это! Так почему он наказывает меня этим браком? Я была бы послушна его слову, вышла бы за нелюбимого, незнакомого… но неужели не нашлось никого лучше, хотя бы не старого настолько, что жених выглядит моим прадедом?! Отец, как никогда, нуждается во влиятельных союзниках, это так, но ведь риаг Стэффен не единственный возможный претендент! И не производит он впечатления человека ни умного, ни властного, даже Блодвен признала, что победы его остались в прошлом… реальная сила не он, а его бастард, несмотря на происхождение, добившийся всего сам, держащий в страхе врагов отцовского туата и преумноживший его славу. Помолвка со стариком выглядит, как месть, как унижение, ненужная жертва!

Я подняла вопрошающий взгляд на мачеху, а она — ответила снисходительной улыбкой! Мои глаза наполнились слезами, которые тотчас просохли. Нет, не унижусь перед ней ещё больше, с честью приму свой позор… мои слёзы, моё отчаяние — елей для Блодвен.

Хоть и не желала бы слышать своего отвратительного супруга, приходилось это делать. Риаг выразил сожаление, что благородным дамам приходится терпеть присутствие «отродья свинарки», на что «отродье» лишь расхохоталось. Ещё ужасней показалась мне причина, по которой риаг привёл с собой прославленного воина. Он хвастал своими детьми, как хозяин превозносит стати взятого на племя жеребца или помёт борзой суки!

— Но вы можете видеть сами, прекрасные дамы, как сильна моя кровь, даже разбавленная гнилой водицей, что заменяет кровь простолюдинкам… К слову… сколько у меня сыновей?

— Восемнадцать, отец, — ответил молодой Стэффен.

— Восемнадцать? Хм… ты это точно помнишь? Ведь было больше!

— Пятый мой брат погиб уже с год тому.

— Вот как? И что же с ним стало?

— Да ведь ты сам, отец, повелел засечь его, — спокойно отвечал сын, а у меня от ужаса, какому извергу достанусь, вся душа заледенела.

— Так, стало быть, было, за что! — побагровел риаг; верно, и он оказался способен понять, сколь неблаговидным может показаться женщинам такой поступок. — А теперь молчи, проклятый!

Но если бы молчал и он!

— …первого заполучил, когда был в тех летах, что прекрасная невеста, а последний народился к позапрошлому Йолю. Дочерей не считаю, дочери ни на что не годны. Всё назначенье женщины — угождать мужчине. Надеюсь, мою будущую супругу воспитывали в том же убеждении, и не придётся выбивать из неё дурь и непокорство.

— О, без сомнения, Ангэрэт воспитана в страхе перед своим господином, — уверила Блодвен. Я же думала лишь об одном — только не лишиться сознания прямо на этом