— Дайте подумать… Мистер Эдвардс написал, что исследования продвигаются достаточно быстро, но пока не найдено ничего, достойного упоминания. Он говорит, что исследования вряд ли затянутся дольше, чем на две недели или около того.

— Еще две недели? Мне кажется, эти люди, которых вы туда послали, просто наслаждаются сельским воздухом за ваш счет!

— Все нужно делать методично и тщательно, иначе придется переделывать, а тогда вам придется прожить в Лондоне несколько месяцев. Мы же этого не хотим, правда?

— Я начинаю думать, что все было бы решено намного быстрее, если бы я вообще не приезжала в город, а теперь мне кажется, что пройдет много месяцев, прежде чем я узнаю свою судьбу.

Каслфорд изучающе посмотрел на нее таким особенным взглядом, что она невольно заерзала, хотя в нем не было ничего соблазняющего.

— Позвольте рассеять ваши страхи, миссис Джойс. Если я приду к выводу, что больше вы этой собственностью пользоваться не можете, я переселю вас на другую землю, ничуть не хуже этой, и даже возведу там оранжерею.

Этого она не ожидала. Время от времени ему еще удается ее удивить. Дафна уставилась на сложенные на коленях руки, пытаясь справиться с собственной реакцией на такое великодушие.

Груз волнений о судьбе «Редких цветов» свалился с сердца, и теперь ей казалось, что внутри осталась одна пустота. Ветерок, проникавший в палатку, словно наполнял сердце своим прохладным легким дыханием.

Такое обещание — не пустяк. Конечно, ей придется заново сажать сады, поэтому нельзя назвать его решение безупречным, но все-таки теперь будущее расстилалось перед Дафной надежно и уверенно, больше не походило на тропинку, затерявшуюся в сыром тумане.

Все ее планы ожили, и она поняла, что взволнована, тронута. Ожили планы на ближайшее будущее, и даже те особые, отложенные надолго, бывшие столько лет не больше чем мечтами. Конечно, он даже не представляет, что сделал для нее только что. Человек, обладающий такими привилегиями и богатством, никогда не поймет, как может повлиять на жизнь мысль, что у тебя есть постоянный дом.

Его ботинки сдвинулись назад. Каслфорд наклонился к ней, его рука появилась рядом с ней на столе и тут же исчезла, оставив небольшую открытую коробочку. Внутри на подушечке из бархата лежали потрясающие бриллиантовые серьги, сверкающие даже в полутьме.

— Вы слишком великодушны, — осторожно произнесла Дафна. — Своим заверением вы только что преподнесли мне величайший подарок. А это уже лишнее.

— Это не сегодняшний подарок, а старый. Просто их только сегодня доставили.

— Я не могу их принять. Пожалуйста, не считайте это оскорблением.

Она в самом деле не хотела его сейчас обижать, и не только потому, что он снял камень с ее души.

— Я не оскорблен, но вы их уже приняли. Помните? Вы совершенно определенно от них не отказались.

— Видите ли, вы неправильно расценили мое молчание, когда сказали о них. Кроме того, сегодня я не одурманена вином.

— Вы не были одурманены и на барке.

— Еще как была. Я тогда опьянела. Иначе я бы никогда, уверяю вас, никогда не повела себя так… порочно.

— Чушь. Вам понравилось быть порочной. Уж я-то знаю, о чем говорю, поэтому не пытайтесь со мной жульничать. Я большой знаток пьянства и порока и видел, что первое поглотило вас не настолько, чтобы вы не заметили, как сильно увлеклись вторым. Вы славно расслабились, но совсем не опьянели.

Дафна почувствовала, как к щекам приливает кровь.

— Мне кажется, джентльмен мог бы позволить леди принести свои извинения.

— Прекрасно. Если для того, чтобы принести извинения, вам нужно выпить капельку вина, я налью.

— Нет!

Он просто сидел и ждал, что будет дальше, и смотрел на нее тем самым взглядом соблазнителя, который возникал у него с легкостью. Вроде бы ничего не менялось, но в воздухе разливался призыв, заставлявший женщину воспринимать его чувственно. Должен быть закон против мужчин, умеющих такое вытворять. Дафна буквально ощущала, как под этим взглядом с нее падают доспехи, предмет за предметом.

Сначала она попытается поступить честно. Пока он ведет себя так сочувственно! Может, и дальше так будет?

— Я думаю, что вы меня неправильно поняли, а все из-за излишка выпитого и моего дурного поведения, и вам кажется… ну, вы предположили, что с помощью этих бриллиантов…

Он просто смотрел на нее, не делая ни малейшей попытки помочь или показать, что понял все остальное, просто позволял ей глупо барахтаться и мучительно подбирать слова.

— С моей стороны будет очень глупо позволить снова себя одурманить хоть вином, хоть бриллиантами. Я больше не хочу вести себя с вами порочно и грешно.

Судя по лицу, это его ничуть не оскорбило, скорее, на нем проявилось любопытство, а оно еще опаснее, в чем Дафна не сомневалась.

Каслфорд уронил локоть на стол, пристроил подбородок на руку и внимательно смотрел на нее.

— До чего вы интересная женщина. Не думаю, что отказывать мне вас вынуждает скромность или отсутствие желания. Пожалуйста, не спорьте. Я уеду во Францию и уйду там в монастырь, если пойму, что разучился угадывать в женщине вожделение. Что до вашего умения откликаться на наслаждение — ну, это мы с вами выяснили еще на барке. Так в чем же причина, почему вы так упорно возражаете, если совершенно очевидно, что мы хотим друг друга? Учитывая, как я пострадал, я имею право знать.

Думая, что честность — это хорошо, Дафна как-то не предполагала, что от нее потребуется то же самое. Что он о ней подумает, если она расскажет ему всю правду? Если удовлетворит его любопытство?

Конечно же, до сих пор она никому ничего не рассказывала. Возможно, если бы Латам не вернулся в Англию, она бы рискнула, да только не доверяла она ни Каслфорду, ни кому бы то ни было другому. Вряд ли, зная правду, они сумели бы сохранить ее в тайне.

Дафна начала говорить, подбирая нужные слова:

— Не думаю, что наше влечение так уж очевидно…

Он драматически вздохнул, оборвав ее маленькую речь, и теперь просто смотрел на нее, ожидая ответа.

Внезапно Дафна поняла, что оказалась в сложном положении. Ей требовалось срочно придумать что-нибудь достаточно осмысленное, какую-нибудь причину, от которой он не отмахнется с легкостью. Ничего толкового не придумав, она ухватилась за совет Селии.

— Всем известно, что вы завсегдатай борделей, сэр. Уже только ради собственного здоровья мне не следует поступать глупо, уступив вашим льстивым речам.

Она его ошеломила. По крайней мере, Дафна понадеялась, что именно этим объясняется его застывшее лицо. Не просто ошеломила, а, похоже, лишила дара речи. Каслфорд встал, молча посмотрел на нее сверху вниз и вышел из палатки.

Дафна тоже почувствовала себя обязанной встать. Она видела Каслфорда, стоявшего рядом с откинутым входным полотнищем, погруженного в свои мысли и — с сожалением отметила Дафна, весьма рассерженного. Селия предупреждала, что ему это не понравится, но она здорово преуменьшила.