Совершенно машинально я кивнул. Музыка слов завораживала.

— Это был художник… Атомный крест, Распятие, Битва Тетуана,Глаз Времени, Мадонна Порт Льигате… Он был всем — и человек, и фанг.

— Дали, — прошептал я. Не люблю сюрреалистов. НенавижуМалевича. Но Дали — это особенное, это безумие, переросшее в разум.

— Я хотел быть гравером, — повторил фанг, — а стал солдатом.Вы доказали нам — вы более правы. Ваша истина бессмертна. Я ответил на твоивопросы, враг Сергей. Убивай меня. Я проиграл.

— Объясни, — сказал я, уже не понимая, что мой голос похожна мольбу. — Я не понял тебя, фанг! Скажи, в чем беда! Я не хочу, чтобы мыубивали друг друга!

— Не могу объяснить, — тихо сказал Нес. — Знание, ставшееподарком, превращается в ложь. Твои потомки разучились понимать. Догадайся ты,Сергей, пойми.

— Не получается, — ответил я. — Нес, я лишь человек…Объясни.

— Догадайся, — Нес закрыл глаза. — Убивай меня, человек.Если Отрешенные правы — иначе быть не может — ты победишь. И фанги выиграют.

— Уходи.

Нес замолчал.

— Бери катапульту и уходи. Пока я отпускаю. Давай, вали.

Фанг прошел к месту, где распалась его спасательная капсула.Порылся среди белых пластин, все еще медленно тающих, как сухой лед в жаркийдень. Достал тонкий серебристый шнур, встряхнул… Шнур затвердел, свернулся вобруч. Воздух в нем помутнел, словно затянутый матовым стеклом.

— Тебя выбросит в вакуум на полдороге, — напомнил я.

Нес стал натягивать комбинезон. Потом спросил:

— Почему ты нарушил свое слово — пытался меня убить? Ипочему отпускаешь?

— Ты враг. Вы тоже не придерживаетесь клятв…

Я подобрал пистолет, меч. Глянул на одевающегося фанга ипродолжил:

— А отпускаю я тебя наперекор Отрешенным.

— Ненависть. Зло делает добро… — Фанг стоял, держа надголовой, на вытянутых руках, обруч. Вокруг его головы медленно возникалотуманное облачко — силовой шлем.

— Сергей, я понял, что в тебе изменилось. У тебя снялилюбовь.

— Что-что?

— Твоя психика изуродована. В ней лишь ненависть, этого небыло раньше. Я изучал твои психопрофили… Сейчас они ущербны. Не знаю, кто могэто сделать, разве что Отрешенные. Но они не могут опуститься до прямоговмешательства, существуя в нашем мире, они инертны… — Нес замолчал. Голос еготеперь доносился глухо и невнятно. — Принц, Отрешенные способны на действия вмежвременье. В гиперпространстве. Вспоминай.

Он разжал руки — обруч скользнул вниз, вдоль его тела — итам, где стоял фанг, осталась лишь гаснущая тьма.

— Умник, — тихо сказал я. — Позёр. Чтоб тебя подобрали нашипатрули. Сняли любовь… в межвременье…

Я замолчал. Глядя на меркнущую тьму гиперперехода, явспомнил свой прыжок на Клэн. И сверкающее лезвие, на которое падал — жалкуюпопытку разума увидеть непредставимое.

«Мы поможем тебе… уберем лишнее».

Дьявольская Звезда была сейчас неотличима от любой другойзвезды на небосводе Клэна. И тепла она давала не больше, чем звезда. Воздухостывал стремительно, как чай из термоса зимой в горах…

Странно, «операция», проведенная надо мной Отрешенными,имела забавный побочный эффект — улучшение памяти. Ко мне вернулось то, чего небыло уже много лет — смешные детские разборки на улицах ночной Алма-Аты,угрюмая казарма в учебке, Кавказ, Молдова, бэтээры с торопливо намалеванныминадписями «Миротворческие силы СНГ»…

Я вспоминал двадцатый век. Сосредоточенно бредя покаменистой, покрывающейся инеем равнине, я думал о молодости. Смешно — я всегдасчитал себя молодым, вплоть до сегодняшнего дня. Теперь я понял, что постарел.

Молодость ушла вместе с любовью.

Отрешенные помогли мне стать взрослым — или состариться, чтов принципе одно и тоже. Человек имеет лишь два состояния — юность и старость.Как у тех химических соединений, что переходят из твердой фазы в газообразную,минуя стадию жидкости.

Порой лишь нелепое сравнение может быть верным.

Когда холод стал невыносим, я включил терморегуляциюкомбинезона. Неизвестно, надолго ли хватит батарей — и долго ли я здесьпробуду. А использовать кольцо, чтобы вернуться на Тар, я не собирался.

Туннельный гиперпереход — это путешествие в безвременье. Вмире Отрешенных. Не хочу давать им еще одну возможность «помочь» мне. Лучшеумереть, чем позволить всемогущей нелюди копаться в сознании, переделывая мойразум.

Мне нужен корабль, чтобы вернуться домой. Гиперзвездолетуходит из реального мира в пятимерное пространство — но не пересекает гранимежду временем и безвременьем. В нем я защищен от влияния Отрешенных. Но чем?

Может быть, их всемогуществом и всезнанием? Отрешенные непроявляют активности в нашем мире, потому что это нелепо. Всё уже свершилось, ивмешиваться в события — все равно что разыгрывать заново давно выиграннуюшахматную партию. Но в их мире, в мире без времени и пространства — всё ещенеясно. События еще не произошли, игра продолжается. И трудно избавиться от искушениясделать ход.

Наверное, это значит, что я еще могу победить?

Я чувствовал, что подгоняю неведомую логику неведомыхсуществ в рамки человеческих понятий и надежд. Рассуждаю наивно и ложно.

Но иначе у меня не останется сил для борьбы.

…На покрытые ледяной коркой, окаменевшие деревья янаткнулся, когда путь стал неразличим. Да и куда я иду? Темнота и медленнопадающие снежные хлопья превращали путешествие сквозь ночь в подобие кошмарногосна. Я даже не сразу понял, что удивительно ровные цилиндрические камни, черезкоторые я перешагиваю — упавшие стволы. Потом я сражался с замерзшей застежкойкобуры, вытаскивая лазерный пистолет. Пальцы в раздувшихся перчатках едвагнулись — комбинезон не приспособлен для холода в минус сорок по Цельсию.

Нарубленные лазерным лучом бревна я стащил в кучу. Потом, сневольной иронией вспомнив, как разводил костер на Байкале, стал разогревать ихбластером. Из кострища валил пар. Минут через пять занялось пламя.

Усевшись, я снял перчатки, протянул руки к огню, отключилтерморежим комбинезона. Костер согреет меня… пока кислород вокруг не начнетпревращаться в жидкость. Интересно, произойдет ли это? Насколько я помнил,воздух на Клэне замерзает не везде, а лишь в северных широтах.

Если бы знать, где я очутился — на экваторе или на полюсе…