Реакция Глазкова тоже где-то понятна. Нет людей – нет и проблем. Не учитывает только недалекий наш Никита Андреевич, что свято место пусто не бывает. И лучше иметь неприятеля, известного тебе вдоль и поперек, такого, чтобы контролировать можно было легко, чем какого-то неизвестного и непредсказуемого.

– Ну, а что с перепиской?

– Да ничего особенного, я из нее секрета никогда не делал.

– То есть как? – полученный ответ меня просто обескуражил.

– Да так, – граф пожал плечами, – я ведь помолвлен с фрадштадтской баронессой Альберт. Кто ж запретит мне переписываться с невестой?

– Почему же мне ставят в вину раскрытие тайны твоей переписки?

– Ну, Бодров, у тебя же есть голова на плечах, вот и подумай, кому это выгодно и кто тебе зла желает на самом деле.

– А как же Сахно? – в голове моей был сумбур, поскольку сообщаемые собеседником сведения в корне меняли представления о сути случившихся со мной происшествий.

– Ты утомляешь меня глупыми вопросами, Михаил. Еще раз говорю, что у меня нет причин вредить тебе. А Сахно – записной бретер, наемник. За кого ему заплатят, того он и будет провоцировать на поединок. Так что я был весьма обрадован и удивлен, когда узнал, что ты отправил мерзавца на тот свет.

– Ну да, ну да, сейчас все так говорят, – я выдавил из себя грустную улыбку, – а видел бы ты, как толпа придворных жаждала моей крови!

– А чего ты хотел? Это ж придворные подхалимы, у них всегда нос по ветру. А ты в тот момент явно против ветра был.

«Да, господин Воротынский, говоришь ты красиво, связно, логично. Только вот насколько можно тебе верить? Проверить-то никак не получится. Я даже не могу быть уверен на сто процентов, что передо мной настоящий граф Андрей Михайлович Воротынский! Может, это – засланный казачок от товарища Глазкова? А может, и сам Воротынский, да наученный говорить то, что нужно. А что? В обмен, к примеру, на послабления на каторге. Может такое быть? Вполне.

А может, ты и не врешь вовсе, Андрей Михайлович, только правда у тебя своя. А у Никиты Андреевича Глазкова – своя. И вот как бы мне между вашими правдами аккуратно так проскочить, чтобы без потерь? А то, ей-богу, надоело уже!»

– Как сбежал-то? – спросил я, как бы между прочим, в задумчивости потирая виски ладонями.

– Извини, дружище, но этого тебе знать не нужно, – Воротынский поднялся на ноги и протянул мне руку. – Да и вообще, мне пора, впереди еще долгая дорога. Рад был повидаться с тобой, Холод.

– Еще один вопрос, – я тоже поднялся, – нет, вру, два. Почему ты мне всё это рассказываешь?

– Потому что не желаю зла своему приятелю, – глядя мне прямо в глаза, ответил граф, – и еще потому, что предложение всё еще в силе. Надумаешь, свяжись с баронессой Альберт.

– Хм, тогда последний вопрос, – я ответил на его прямой взгляд таким же прямым взглядом, при этом сжимая его руку в рукопожатии, – а ты не боишься, что я подниму шум и тебе придется снова отправиться на каторгу?

– Боюсь, Миха, боюсь, – Андрей натянуто улыбнулся, – но не сильно. Во-первых, ты не дурак, чтобы так поступать с друзьями, тем более желающими тебе добра. Во-вторых, со мной здесь пятнадцать человек, и тебя истыкают кинжалами прежде, чем ты успеешь что-либо предпринять.

– Очень страшно, – улыбнулся в ответ я, отпуская его руку.

Дешевый блеф, конечно же, но я действительно не собирался сдавать его властям, даже если это очередная «проверка на вшивость».

– Будь здоров, Андрей!

– И ты не хворай, Миха! И думай, хорошо думай!

На этом наша нежданная беседа завершилась. Воротынский махнул рукой на прощание, запахнул на ходу полы тулупа и направился в сторону выхода. У меня волосы встали дыбом, когда вслед за ним поднялись из-за столов и направились к выходу полтора десятка крепких мужчин. Вот тебе и блеф, Михаил Васильевич! Возомнил ты себя уже мастером психологии, а оказалось – не с чего. Учиться тебе еще и учиться.

И думай теперь: случайна была эта встреча или неслучайна. Лишь одно очевидно – если бы Воротынский стремился свести со мною счеты, то лучшего случая было бы просто глупо желать. Неужели и всё сказанное им – правда? Или сказано ровно то, что сможет подтолкнуть меня к нужному решению? А вот это уж – фигушки. Мне все эти танцы вокруг трона – до одного места. Я к власти никогда не стремился и сейчас ни в каких подковерных играх ради нее участвовать не стану. Для меня власть – это ответственность за всё и всех, постоянное нахождение на виду и необходимость неустанно подавать пример для окружающих. Нет-нет, я слишком ленив и неорганизован для этого. Мне бешеной популярности не нужно, вполне достаточно быть в тени, за чьей-нибудь широкой спиной. Например, за спиной царевича Федора.

Я настолько погрузился в раздумья, что упустил момент возвращения в трактир Игната, потому и показалось, будто он возник ниоткуда и сразу плюхнулся на то самое место, что еще не успело остыть после Воротынского. Причем в руках у него уже была кружка свежего пива.

– Уф, нелегкой задачей оказалось в это время суток жилье отыскать, – мой денщик жадно припал к емкости с пенным напитком, – перекресток торговых путей, купцы все стараются здесь заночевать. Едва успел комнату снять в «Крыжовнике», это в сторону города придется вернуться.

– Снял так снял, молодец, – рассеянно ответил я, одним глотком допивая свое пиво. Почему-то после разговора с беглым каторжанином оно мне уже не казалось таким уж замечательным.

– Представляете, Михаил Васильевич, мужик навстречу попался – дюже на злодея Воротынского похож. Только худее и бородой заросший. Да и одет как купец, Воротынский так одеваться не станет.

– Злодей, говоришь? Может быть, может быть…

– Конечно, злодей, – уверенно повторил Лукьянов. – Засаду его дружки на вас устроили? Устроили! Сахно на вас натравили? Натравили! С фрадштадтцами снюхался? Снюхался! Истину говорю – злодей он!

– Может, и так, – не стал спорить я, – только откуда ему здесь взяться? Он ведь на каторге. Сам же говоришь – купец какой-то.

– И то верно, – согласился унтер-офицер, – откуда ему здесь взяться?

Не нужно Игнату про мою встречу с Воротынским знать. Меньше знаешь, крепче спишь. Если окажется, что всё это лишь часть чьего-то представления, то отдуваться буду я один. Еще только один штрих надо сделать.

– Игнат, – проникновенно окликнул я денщика, когда мы уже покинули заведение «У Фомы», – ты помни, что мы всё еще находимся под подозрением Сыскного приказа и инквизиции, так что, от греха подальше, даже про похожих на Воротынского людей никому не говори.

– Правда ваша, князь, эти вцепятся в тебя клещами и всю душу наизнанку вывернут, – он досадливо сплюнул в сторону и уверенно зашагал в сторону трактира «Крыжовник».

Для торжественного въезда в Ивангород я выбрал для себя роль скромную и в то же время заметную. Впереди, на белом коне, во главе двух эскадронов улан важно гарцевал царевич Алексей. Я лично настоял на его участии в этом маленьком параде победы, когда мы устроили обсуждение мероприятия на импровизированном военном совете в Выселках – большом селе километрах в семи от столицы. Именно там нас с Григорянским дожидалась вся кавалерия нашего маленького победоносного войска и пленные тимландские офицеры. И именно туда приехал со свитой наследник престола.