Тетя Мэрико не узнает ее. Ну конечно не узнает, ведь племянница совсем не похожа на племянницу. Затем тетя Мэрико видит татуированный, обнаженный, залитый кровью торс якудзы по имени Семъяза.

– Я вызываю силовиков, – говорит она и пятится в дом.

Шайори выскакивает из машины. Двигается она так же лихо, как и водит. Шайори хватает испуганную женщину за руку и говорит, что на «Тиктонику» было совершено нападение, начальник тюрьмы, Раф Вэдимас, во время боевых действий случайно застрелил дочь Накамуры, но доктор перенес сознание Юмико в тело женщины, проходившей коррекцию, и теперь… Шайори оборачивается и указывает пальцем на Кейко.

– Тетя Мэрико! – скулит девочка в теле взрослой женщины.

Шайори спешно объясняет растрепанной, напуганной женщине, что ей нужно собрать вещи и уехать, нужно спрятать Юмико, потому что если Вэдимас узнает о том, что дочь доктора жива, то он найдет и убьет девочку.

– Почему убьет? – спрашивает Мэрико.

– Потому что она свидетель. Свидетель своего собственного убийства, – говорит Шайори.

Все это выглядит непостижимым для растрепанной женщины. Она качает головой и снова пятится в дом.

– У меня шестеро детей, – говорит Мэрико.

– Это ваша племянница, – Шайори указывает рукой на Кейко.

– Мне детей нужно кормить, – говорит Мэрико.

– Ее убьют, если вы не сбежите.

Дверь закрывается.

– Я вызываю силовиков! – кричит уже из дома Мэрико.

Юмико плачет, чувствует себя преданной. Странно, но эти чувства проникают и в Кейко, в ее сознание. Боль, отчаяние, одиночество… «У детей такие яркие, чистые чувства!» – думает Кейко.

Шайори возвращается в машину, говорит, что не может бросить девочку. Якудза молчит. Шайори разувается и показывает ему нейронную татуировку любви на ступне – такую же, как когда-то Кейко хотела сделать себе.

– Не знаю как, но иногда она активируется сама по себе, – говорит Шайори. – Мастер предупреждал, что такое может случиться, если интегрировать модуль в ступню, но только так я могла спрятать ее от отца.

Якудза молчит.

– Ты ведь знаешь моего отца! – начинает плакать Шайори. – Он отрубал мне кисти рук за каждый проступок!

– Он отрубит тебе голову, если сможет вернуть, – хмуро говорит якудза.

– А если оставить Юмико здесь, то Вэдимас найдет и убьет ее. Считай, что это мы убьем ее. Ты когда-нибудь убивал детей?

Пауза.

– Ты когда-нибудь убивал детей? – кричит Шайори.

– Нет, – говорит якудза.

Шайори облегченно вздыхает.

– Но я убивал много их родителей, – говорит якудза.

– Это было до коррекции. Теперь ты другой.

– Я – якудза, убийца.

– Ты никого не убил после коррекции. Мог убить, но не убил. Я видела это. Система изменила тебя…

Они спорят еще несколько минут. Кейко слушает их, но паника утихает. Ее паника. Это не ад. Нет. Это всего лишь коррекция – Кейко не сомневается в этом. Вероятно, система использует какую-то новую программу. Система, которая считает ее террористом и хочет показать ценность человеческой жизни. Вот только она и так ценит человеческую жизнь. Но если коррекция хочет исправить ее таким образом, то пусть исправляет то, что исправлять не нужно. Главное – выбраться из «Тиктоники».

Кейко попыталась представить, что в действительности она лежит в капсуле сектора коррекции. Все это в ее голове. Все это нереально. Но главное – не сопротивляться. Пусть вымышленный мир проникает в нее – бояться нечего, потому что менять в ней нечего. Суд ошибся. Весь процесс был сплошной ошибкой. Единственным нарушением Кейко было то, что она никогда по-настоящему не нарушала закон. Ее судили за ее порядочность. Судили за ее правильность. За принципиальность. За сопереживание… Да, там, на фабрике переработки, она сопереживала синергикам. И она никогда бы не стала поджигать фабрику. Но ее осудили за ее чувства. Так что будущее уже здесь – технологические инквизиторы избавляются не только от неугодных синергиков, но и от людей, проявляющих слабость в виде сопереживания…

«А что если система коррекции хочет выжечь во мне эти чувства? – думает Кейко, вспоминая все те курсы коррекции, которые уже были. – Что если чем больше я пытаюсь завести семью, любить детей и внуков, тем критичнее становится коэффициент моего исправления? Что если система хочет, чтобы я не исправилась, а перестала чувствовать и сопереживать? И то, что происходит сейчас вокруг, создано для того, чтобы научить меня быть сдержанной, контролировать себя?» Кейко еще думает об этом, а крохотная машина Шайори уже несется прочь из города. За рулем сидит якудза по имени Семъяза, потому что активированная нейронная татуировка любви Шайори забрала у нее слишком много жизненных сил. Шайори устала и хочет спать. Юмико плачет и вспоминает отца. Глаза Шайори закрываются. Якудза сосредоточен на дороге.

– Хочу к папе. Хочу к папе. Хочу к папе! – цепляется к нему девочка в теле Кейко, но бывший убийца умеет контролировать свои чувства. К тому же он ждет преследования. За ними гонятся люди из клана, к которому принадлежит Шайори.

Никогда прежде Кейко не встречалась с убийцами из кланов якудза, и сейчас ей кажется, что система коррекции создала Семъязу каким-то неправильным, неестественным. Такими же неправильными кажутся и слезы Юмико. «Дети так не плачут», – говорит себе Кейко, убеждая не переживать за ребенка. Раздражает лишь мигание глаз. Веки опускаются – темнота. Веки открываются – мир вернулся. Вот только когда ты сам это делаешь, то все выглядит естественно, а когда это делает кто-то другой – словно занавес, который поднимается и опускается по своей собственной прихоти, в то время как спектакль на сцене продолжается.

«Очень странная коррекция», – думает Кейко, когда Юмико, устав от слез, начинает засыпать. Глаза закрыты. Как будто кто-то выключил свет. Слышно лишь, как свистит ветер. «И что теперь? – спрашивает себя Кейко. – Коррекция закончилась?» Она ждет перемен и втайне надеется, что сейчас откроет глаза и почувствует, что тело принадлежит ей, подчиняется ей, а свист ветра… Это может оказаться шум реабилитационных машин, которые восстанавливают после коррекции ее тело… Именно этого ждет Кейко, но ничего не происходит. Просто шум ветра и дороги…

«Может быть, система хочет заставить меня побыть наедине с собой, своими мыслями? – думает Кейко. – Или же система хочет, чтобы я стала такой, как исправившийся якудза, а его девушка Шайори создана для того, чтобы показать абсурдность чувств и эмоций?» Догадка выглядит весьма обоснованной, особенно когда Семъяза заезжает на заправку заполнить баки сжатым охлажденным воздухом.

Он уходит купить одежду, а Шайори, у которой снова непроизвольно активировалась нейронная татуировка любви, кокетничает с молодым парнем, заправляющим их автомобиль. Вернее, не кокетничает, а фактически виснет на нем. Парень смущен и все время косится на проснувшуюся Юмико. Правда, для него это не ребенок, а взрослая женщина. А Шайори… Шайори нравится ему, но она пугает его. Особенно ее напор. Она гладит его волосы, вдыхает его запах. Она любит его. Она хочет его. Здесь и сейчас. Пока работает модуль любви в ее стопе. Шайори склоняется к парню и что-то шепчет ему на ухо. Он косится в сторону окон магазина, из которых за ним наблюдает низкорослая невзрачная девушка в одежде продавца.