Великие княжны Мария и Анастасия по малолетству не могли стать сёстрами милосердия, не могли председательствовать в общественных благотворительных комитетах, но они могли шить и вязать вещи для солдат, могли навещать раненых в лазаретах, ухаживать, утешать, болтать с ними и петь песни. Настя умела своими шутками да весельем поднять даже мёртвого, и потом довольная маленькая Швибз гордо заявляла сёстрам:

— При мне даже раненые пляшут!

Романова первая, Романова вторая, третья, четвёртая — так именовали себя великие княжны в госпитале. Просто сёстры Романовы...

А за всем за этим стояла Аликс. Постаревшая, ослабевшая Аликс в тех же комитетах и операционных проделывала самую чёрную работу, от которой из-за юного возраста освобождали даже выносливую Татьяну... Между тем всё громче раздавались в адрес императрицы лживые, язвительные слова: «Немка... Шпионка...»

— Это же немыслимо! Нет, вы только рассудите: пленным немецким офицерам деньги и подарки от русской императрицы! — ораторствовал молодой офицер.

— Ничего удивительного, — наперебой вещали гости, собравшиеся малой компанией в одном весьма приличном доме в Могилёве.

— Странно, однако, что это вас так задевает.

— Ведь всем известно, что...

— Но как же совесть... хотя бы видимость приличий? — вновь вопросил оратор. — Ведь в этом же госпитале страждет множество русских раненых, а посланец нашей Алисы даже не подумал посетить их палаты.

— Позвольте, — вспыхнул Пьер Жильяр и поднялся с места. — Вы это знаете наверное?

— Конечно. Этот человек...

— Какой человек, простите? Можете назвать имя, фамилию?

— Нет, я не знаю.

— Откуда же такая уверенность, что он прислан именно от императрицы?

— Но... он так заявил.

— Заявил? А вам не пришло в голову, что хоть какие-то официальные документы при нём, как при посланце из Петербурга, должны были бы присутствовать.

— Ну-у... у него, наверное, были какие-то бумаги.

— Какие бумаги? Кем подписанные? Вы их сами видели?

— Нет, — вдруг смутился оратор, — но мне рассказывали...

— Сударь! — обычно сдержанный Жильяр теперь с трудом сохранял самообладание. — А не кажется ли вам, что, храня честь мундира русского офицера, вам не следовало бы столь опрометчиво и легкомысленно порочить имя вашей императрицы, следуя грязным слухам, рождённым из явной провокации? Будьте уверены, я попрошу выяснить, в чём тут дело. Но уверяю вас, это расследование будет способствовать только посрамлению тех, кто распускает сейчас недостойные сплетни.

Офицер отвернулся от Жильяра и притворновесело заговорил о чём-то другом...

Дело действительно попытались прояснить. «Посланец императрицы» исчез без следов. Угнетённый Жильяр мучился: «Везде провокаторы... предатели... О Боже! Что же станется с этой страной?!»

Новгород. Декабрьский морозец. Земля новгородская зимой

совершенно особенная: серебристые купола, стройные стены

храмов и монастырей — белокаменные, без узоров — на фоне

сверкающего инея, густого снега и строгих зимних пейзажей.

Новгород не Петербург: императрицу, приехавшую с дочерьми

помолиться в знаменитом Софийском соборе, посетить монастыри

и лазареты, восторженно приветствовал в огромном стечении народ;

это и были истинные верноподданные. Гудели старинные колокола,

со звоном сливались радостные возгласы благодарных русских людей,

что не за страх, а за совесть громко приветствовали царицу-матушку,

всей России хозяйку.

Государыня с благоговением посещает новгородские храмы. Юрьев — старейший монастырь Святой Руси. Десятинный монастырь. Государыня заходит в маленькую келейку. Местная старица Мария Михайловна лежит на железной кровати, в веригах. Худые руки странной старушки молитвенно вскидываются к государыне:

— Вот идёт мученица царица Александра!

Старица обнимает императрицу и благословляет её... Прозорливица знает, что ей самой осталось жить лишь несколько дней.

Те, кому довелось стать свидетелями этой сцены, быть может, посчитали, что мученичество царицы духовное, ибо ни одна русская государыня не претерпевала за всю жизнь столько напрасной клеветы. Ещё не знал никто, что пройдёт несколько месяцев, и наступит второе марта 1917 года: император Николай II вынужден будет отречься от престола. Россия, после принятия императором Верховного командования уверенно шедшая к победе, отныне обречена.

Когда-то государь император Александр II под давлением политиков и общественности попытался ввести в России конституционный строй правления. Но свершилось страшное и непредсказуемое: подписав акт о вступлении подчинённой ему страны на западноевропейский путь развития, император в тот же день был убит террористом. Новый царь, Александр III, сразу же разорвал акт, подписанный отцом...

Через много лет, незадолго до своей смерти, могучий царь Александр Александрович уединился с сыном Николаем, и тогда наследник воспринял завещание о хранении самодержавия как последнюю монаршую и отцовскую волю.

«Тебе предстоит взять с плеч моих тяжёлый груз государственной власти и нести его до могилы так же, как нёс его я и как несли наши предки. Я передаю тебе царство, Богом мне вручённое. Я принял его тринадцать лет назад от истекавшего кровью отца... Твой дед с высоты престола провёл много важных реформ, направленных на благо русского народа. В награду за всё это он получил от русских революционеров бомбу и смерть... В тот трагический день встал предо мною вопрос: какой дорогой идти? Той ли, на которую меня толкало так называемое передовое общество, заражённое либеральными идеями Запада, или той, которую подсказывали мне моё собственное убеждение, мой высший священный долг государя и моя совесть. Я избрал мой путь. Либералы окрестили его реакционным. Меня интересовали только благо моего народа и величие России. Я стремился дать внутренний и внешний мир, чтобы государство могло свободно и спокойно развиваться, нормально крепнуть, богатеть и благоденствовать. Самодержавие создало историческую индивидуальность России. Рухнет самодержавие, не дай Бог, тогда с ним рухнет и Россия. Падение исконной русской власти откроет бесконечную эру смут и кровавых междоусобиц. Я завещаю тебе любить всё, что служит ко благу, чести и достоинству России. Охраняй самодержавие, памятуя притом, что ты несёшь ответственность за судьбу твоих подданных пред Престолом Всевышнего. Вера в Бога и в святость твоего царского долга да будет для тебя основой жизни».