Но парень вроде крепкий — выкрутится.

— Согласен, про разведку смешно. А про космос… В принципе про космос пишут сейчас много. Про НЛО и так далее. Ну, будь.

Мельник уехал. Он сидел в кунге «Бронтозавра». Ксюху, как даму, усадили в кабине на мягком. Посредине кузова стоял цинковый гроб с телом майора Норгеймера. Ехать им было минут сорок до Ханкалы. Оттуда большим транспортным вертолетом в Моздок, а из Моздока большим транспортным самолетом в Россию домой.

«На транспортном хорошо лететь, — думал Мельник, — курить в полете можно, если договориться с летчиками. И к тому же “двухсотого” ведь не повезешь на пассажирском, где обычные люди».

* * *

Второго сентября две тысячи второго года дети Чечни пошли в школу.

Первоклассников знакомили с глобусом. Учительница, поискав, нашла на глобусе синее Каспийское море и ткнула указкой чуть левее: «Тут живем мы». В школы приглашали гостей из районной администрации. Из самого правительства Чечни была даже делегация. Журналисты снимали для телерепортажей выразительные детские лица; некоторые мальчики и девочки из старших классов смотрели в видеокамеры тревожными взглядами. Но тревожиться было нечего: школы охранялись, а обстановка, по словам правительственных чиновников, стабилизировалась день ото дня: «Жить становится лучше, жить становится веселее». Для гостей исполнялись песни группы «Ласковый май»:

А я хочу, а я хочу опять

По крышам бегать, голубей гонять,

Дразнить Наташку, дергать за косу,

На самокате мчаться по двору.

Для обеспечения проведения Дня знаний военные комендатуры совместно с временными отделами внутренних дел (ВОВД), сотрудниками ФСБ и местной чеченской милицией осуществляли ряд специальных мероприятий. Военными были блокированы неспокойные участки и районы Грозного и пригорода. Саперы обследовали подсобные помещения школ, школьные дворы и прилегающие территории.

Вечером в теленовостях передавали:

«Новый учебный год начался второго сентября в четыреста пятидесяти одной школе Чечни. В этом году за школьную парту в республике сели более 200 тысяч учащихся. На торжественную линейку детей привели под усиленной охраной военных. Как сообщает ИТАР-ТАСС, школы отремонтированы, почти полностью обеспечены учебниками, в классах стоит новая мебель. Как отметил министр образования Чечни, большую помощь в подготовке школ оказали Министерство образования России и правительство Чеченской республики».

В ночь на второе сентября Макогонову и его солдатам спать не пришлось. Будучи на выезде, группа ввязалась в бой в районе Старой Сунжи. Блокировав «адрес», разведчики совместно с «тяжелыми» провели молниеносный захват. Но сработала система оповещения боевиков: «клиент», которого брали, оказался человеком авторитетным, чуть ли не личным другом Шамиля Басаева. Боевики, заняв позиции в прилегающих к «адресу» дворах и верхних этажах домов, стали вести интенсивный огонь, который сопровождался бравыми возгласами: «Русские сдавайтесь!» Ответив соответствующе, «русские не сдаются», разведчики, вооруженные спецоружием с приборами ночного видения, отыграли эту партию у боевиков в чистую — «двадцать пять — ноль». Тимоха успел зафиксировать пять попаданий; Паша Аликбаров и сержант Усков по три. Пулеметчика с крыши свалил Савва. Группы прикрытия и обеспечения сработали четко — оттого и получилось красиво. Вернувшись в комендатуру, Макогонов вспомнил, что наступил новый учебный год. Заметил Штурману, что нужно попросить в школе мела, а то старые запасы кончаются.

Второго сентября к обеду убыл Макогонов на доклад в штаб группировки.

Обернулся быстро.

На обратном пути успел подсторожить пройдоху Василича и взял его «с поличным» на продаже ГСМа. Василич пускал слюни и просил не «палить» его, что это он в последний раз, а на самом деле всем заправляет новый ротный Дубинский. И по большому секрету доложил, что ротный «копает» под разведку. Стал совать Макогонову деньги. Деньги Макогонов не взял, но согласился взять теплым бельем и спальниками — холода были уже не за горами. Подумал Макогонов, что хорошо было бы устроить Василичу маленький «теракт», чтобы, обосравшись, задумался Василич о своей поганой должности, на которой может он достать чего угодно, даже орден себе прицепить. Но одного не сможет Василич понять никогда, что «совесть — это такая субстанция, которая может быть, а может и не быть». С другой стороны, если Василич на крючке, то во взводе теперь не будет недостатка в тыловом обеспечении. Плюнул Макогонов на принципы бытовые ради принципов государственных. Валера Тополев обрадовался такому повороту дела. Василича не перевоспитаешь, а теплое белье оно даже очень всем пригодится.

Штейн-Муфтий, принимавший участие в ночной перестрелке на Старой Сунже, находился теперь в состоянии приподнятом — отомстили!

Совсем потемну появился в разведке Штурман. Он принес две бутылки водки и в пакете разной еды. С ним был молодой человек, невысокий, коренастый, с широким умным лбом и залысинами.

— Пришла мне замена, — объяснил Штурман. — Убываю в соответствии с приказом. Представляю. Метка.

Макогонов сухо поздоровался. Штейн радостно протянул руку новичку.

— Первая командировка? — спросил Макогонов.

— Первая, — ответил молодой опер с позывным Метка. — Заметно?

Макогонов сказал, что заметно, но дело не в этом, а в том, что со Штурманом они сработались, а с новым человеком неизбежна «притирка» первое время. Теперь же по поводу убытия Штурмана можно выпить, заодно и начать «притирку». Штурман разлил. Выпили. Закусили консервами из сухпая.

— Что в Ханкале? — спросил Штурман.

— Доложил, — как всегда емко ответил Макогонов.

— Резюме?

— Конг на допросах не кололся. Так и кончился, сука, молчком. Второй, интеллигент, назвал адрес, куда везли Малику. В Ингушетию, в школу смертниц. Она должна была участвовать в подрыве одной из школ в Грозном. Какую, так и не выяснилось. Конг сдох, а интеллигент мамой клялся, что не знает.

— Поверили?

— Нет. Но если бы знал, сказал. С ним Савва работал. Таксисты — бараны. О них даже говорить не хочу. Как узнали, что они положили двадцать пять человек, страшно расстроился народ. Страшно…

— Да черт с ними. Что по Ингушетии?

— Группа выходила на захват. Адрес, на котором предположительно держали «шахидок», накрыли, но оказалось пустышка. Видимо, прочухали, что надо сваливать. Ищи теперь ветра.

— Мельник?

— Остался чист перед родиной и разведкой, — с гордостью произнес Макогонов.

— Да, смешная получилась история. Я не понимаю, как они его не раскусили. У Мельника на роже написано «родину люблю, мать мою»!

Повеселели, все кто был в комнате.

— Ты поди объясни кому, что воюем с баранами. Там, — Макогонов посмотрел на потолок, — думают, что воюем с крутыми «спешлами». А их просто душить надо как бешеных собак. Они понимают только правила беспредела. С польского Красного Креста охранники, бывшие боевики, обстреливали четырнадцатый блокпост. Пока мои не закидали их гранами, только тогда перестали стрелять. Может, надо было на них заявить в прокуратуру, чтоб по