– Что за явление?.. – начал Бестужев, но почувствовал взгляд отца Александра и стих.

– Ваше высокоблагородие, тут значит, вот… – Миронов кое-как раздвинул толпу и оказался перед полковником.

Кречетов стоял молча, суровый, словно грядущее возмездие за самовольную отлучку.

– Ну, в общем, – не находя больше слов, Миронов осторожно положил одеяло на землю и отогнул один край.

Внутри оказалось большое яйцо с невзрачной серой скорлупой.

Аборигены принялись отталкивать друг друга, стараясь рассмотреть содержимое, те же, кому это удалось, не сдержали восклицаний.

– Ну и что это? – Кречетов машинально подумал, что правильнее было бы спросить: «Чье это?»

Миронов молчал, и за него ответил Кангар. В ответе прозвучало восхищение, сильно перемешанное с завистью.

– Это яйцо птицы рарх, – помолчал и добавил. – Огромное богатство.

Виталик ворвался в каморку энергичный, подвижный. От постоянного пританцовывания юноши без того крохотное помещение стало казаться еще меньше. Когда от стены до стены пара шагов, а от двери до крошечного оконца – две пары, то тут никак не разгуляешься. Даже если забыть про две так называемые постели в виде охапок соломы, укрытых грубыми покрывалами и сидящего на полу у окна над грудой железок дядю Жору.

– Вот. Просили починить, – Виталик держал в руках металлический агрегат, причем сразу было видно, что сам он о назначении предмета не имеет никакого понятия. – Сможешь?

Дядя Жора поднял загорелое в морщинах лицо и усмехнулся:

– Конечно. Что я, примус отремонтировать не способен?

– Так это примус? – Виталик с явным интересом посмотрел на принесенную вещь.

– А что еще? – удивился Жора.

Ему было далеко за сорок, и хоть в детстве, но довелось видеть давным-давно канувшие в Лету раритеты. Вплоть до патефона, валявшегося в незапамятные годы на деревенском чердаке родной бабушки.

Примус, кстати, у нее тоже был, хотя старушка им никогда не пользовалась. Хотя бы потому, что деревня давно перешла на газ, а керосина никто не завозил.

– А быстро починишь, дядя Жора? – живо поинтересовался Виталик. – Обещали немного, но на обед как-нибудь хватит, а может и на ужин что-нибудь останется.

Если говорить о времени обеда, то оно весьма относительно для каждого. Для кого-то – полдень, а для кого-то и глубокая ночь. В полном соответствии с привычками, вкусами и образом жизни. Виталик, к примеру, дома обедал поздно, не раньше шести. Здесь же шесть часов считалось уже вечером. Как считается везде, где нет электрического света и разнообразных полуночных развлечений.

Жора повертел примус в руках.

– За часик, думается, управлюсь.

Его личное обеденное время уже наступило, но несколько последних монет были у Виталика. Да и если честно, дядя Жора привык подолгу обходиться без еды. Когда по нехватке денег, а когда – по причине принятия горячительных напитков.

Наверно, потому и оставался худым, высушенным, как щепка, хоть по возрасту полагалось уже обзавестись не животом, так животиком. У родного брата и по совместительству Виталикова отца живот уже вполне можно было называть чревом, или по-простому брюхом. Но брат и отец – человек авторитетный… Как в смысле внешности, так и в смысле занимаемого положения.

– Постарайся, дядя Жора, – против обыкновения, Виталик просил, и просил весьма искренне.

– Угу, – его родственник уже углубился в работу.

Никакого инструмента у него не было, и приходилось изобретать все на ходу. Хорошо, хоть ремонтировать придется всего лишь примус. Их нынешнему хозяину дядя Жора умудрился исправить какой-то мудреный агрегат, в чьем принципе действия и даже назначении сам разобраться не сумел.

Зато теперь родственники имели какую-то крышу над головой и надежду, что остальное к этой крыше как-нибудь да приложится. Самое страшное уже позади, и уж теперь-то хуже точно не будет. Будем надеяться, что не будет.

Какое-то время Виталик наблюдал за работой. Сам он трудиться руками не умел, и никогда не собирался. Чем выше положение человека, тем меньше он делает сам. К примеру, отец…

Интересно, а что бы сделал отец, оказавшись в таком положении? Сумел бы он найти лучший выход?

Вряд ли. Сегодня – всего лишь шестой день, а отцу, тут Виталик был уверен, потребовалось бы гораздо больше времени, чем сыну, чтобы врубиться в ситуацию. Папаша книг не читал, фильмы смотрел редко, привык к устоявшемуся миру вокруг и под ногами.

Устоявшийся мир – это хорошо. Виталик даже невольно вздохнул. Угораздило же вляпаться в такое! Все-таки, подлинные приключения это те, которые происходят не с тобой, а если и с тобой, то в твоем прошлом. В настоящем приключений не бывает. Только проблемы.

– Вы пока работайте, дядя Жора, а я пойду, поищу что-нибудь еще, – тревога и грусть улетучились так же быстро, как появились. Виталик снова был бодр.

Цел, здоров, знает, чего хочет достичь в жизни, прочее не имеет столь большого значения.

Дядя Жора машинально посмотрел на закрывшуюся дверь, прислушался к удалявшимся шагам и вернулся к разбросанным железкам. Вот эта, например, вполне может сыграть роль змеевика. Конечно, не очень, однако за неимением лучшего…

Руки сами взялись за изогнутую трубку, и пришлось собрать всю силу воли, чтобы положить ее на место.

Прежде – примус, с максимальной строгостью сказал себе мужчина. Все равно поставленная позавчера брага еще толком не поспела. Да и надо заработать хоть толику денег, пока есть возможность.

Дядя Жора едва ли не впервые в жизни почувствовал, что ему страшно. Раньше все шло как-то само собой, но сейчас…

Эх, сейчас бы вмазать стаканчик! Глядишь, работа пошла бы легче, а жизнь стала светлее!

Да где взять?

Интересно, что тут имеется в груде хлама?

Улочка извивалась, петляла в череде подобных и было не понять, она ли это продолжается дальше, или уже другая? А, может, улица в городе вообще одна и просто исчеркала пространство запутанным лабиринтом?

Виталик весьма скверно знал город, однако ничуть бы не удивился, если бы так оно и было на самом деле.

Слепые на первых этажах и украшенные окнами на вторых стены домов тянулись по обеим сторонам, то смыкаясь с соседями, то оставляя небольшие промежутки. И ни номеров, ни названий. Как только местные ориентируются? Восток – он и в другом мире Восток. Дело тонкое, европейцу непонятное.

Прохожие попадались редко. Стоявшая жара не располагала к пустым прогулкам, да и стоит ли гулять по такому городу с его густыми запахами нечистот? О канализации здесь не имели ни малейшего представления, вот и приходилось расплачиваться за это своим носом. Поневоле обрадуешься насморку, как средству, хоть немного перебивающему обоняние.