– Ну вот, – улыбнулся Марк. – А то еще не хватало плакать из‑за всякой ерунды. Было бы из‑за чего! Подумаешь, Петенька! Ну или как его там.

– В-венечка. – Она судорожно вздохнула. – Он… я его боюсь. От него всяких гадостей можно ожидать.

– Ну, знаешь, я тоже не бомж из подворотни, меня голыми руками не возьмешь. Не бойся! И вообще забудь. Был Петенька – и нету.

– В-венечка, – еле слышно уточнила Полина.

По правде сказать, Марку было все равно – Венечка там или Петенька, Мельничук он или, к примеру, Джонсон и кто он, как говорят, по жизни, чиновник или автослесарь. Петенька в романе был чиновник в управлении культуры, и совпадение с реальными обстоятельствами Полининой жизни Марка скорее обрадовало. Все-таки неплохой я писатель, мысленно хвалил он сам себя, пять баллов за точное попадание в реальность. Порадовался – и выбросил из головы.

И теперь этого Петеньку-Венечку убили. Закололи ударом в сердце – точно как у него в романе. Черт! Черт, черт, черт!

Ладно, об этом можно подумать позже, сейчас главное – Полину успокоить:

– Ну все, все, маленькая моя! Наплевать и забыть. К тебе все это не имеет никакого отношения.

– Ужас, ужас, – всхлипывала Полина. – И кровь эта… и следователь… а вдруг он узнает, что Венечка… что Мельничук… что я… что я с ним…

– Ну откуда же? – резонно заметил Марк. Все-таки он детективы писал, а не какие-нибудь там рыцарские романы. – Ну мне ты рассказала, а больше никто ведь не знает. Да?

– Н-н-никто, – запинаясь, кивнула она.

– Жена разве что, – задумчиво предположил Марк. – Но жена вряд ли скажет… Если только…

– Ты думаешь, это она его? – Полина даже всхлипывать перестала. – Но она с детьми где-то в Европе. И не знает она ничего.

– Ну, значит, никто и не знает. Ну будет, будет. Не плачь, не стоит он того.

Марк утешал Полину, баюкал ее, шептал на ухо что-то милое, бессмысленное, успокаивающее и чувствовал, как внутри, где-то возле сердца, наливается ледяной ком страха.

Дикое, немыслимое совпадение.

Конечно, совпадение. Ничего другого и быть не может.

* * *

Дом и в самом деле был желтый. Отвратительно желтый. Как жидкий чай или подтаявшее сливочное масло. В девятнадцатом веке это был, вероятно, какой-нибудь особняк, а может, и официальное учреждение – черт его знает, тогда все похоже строили, как и сегодня. Только общий стиль сменился. Впрочем, какая разница, что тут было сто с лишним лет назад? Сейчас дом, отлично отремонтированный – по крайней мере снаружи, – весело улыбался белыми наличниками, пилястрами и колоннами, сиял чистыми, грамотно вписанными в старую архитектуру стеклопакетами и… желтыми стенами, тьфу! Собственно, никакого «тьфу», желтый с белым – традиционное для русского классицизма сочетание. Или это называется русский модерн? Марк не помнил. Пусть его детективы и были историческими, архитектурными тонкостями он никогда не заморачивался. Вот интерьеры – дело другое. Ну или фонари, конки и прочие театральные тумбы – это он представлял вполне ясно. Ну а если уж и требовалось описать какое-нибудь здание, хватало деталей внешнего вида – тяжелые дубовые двери, до блеска начищенные латунные ручки, угрюмые или весело распахнутые, смотря по тому, какое настроение нужно было создать, окна. Зачем при этом упоминать какой-то конкретный архитектурный стиль? Читатель в большинстве своем их не различает, видит только нарисованную словами картинку, ну и к чему лишние определения? Про традиционное сочетание желтого с белым он сам не то читал где-то, не то просто запомнил то, что приходилось видеть: чего-чего, а зданий девятнадцатого и даже восемнадцатого века сохранилось достаточно, не все в советское время посносили.

И все-таки, при всей вероятной архитектурной характерности, желтый – это уже совсем из другой оперы. Точнее, из литературы. Из намертво вбитой в голову классической русской литературы, от которой никуда не деться. Традиции там или не традиции, а грибоедовское «схватили, в желтый дом, и на цепь посадили» каждый помнит со школы. Так же как «карету мне, карету» или «дистанции огромного размера». Да уж. Марк поморщился. Действительно, горе от ума: не помнил бы Грибоедова, так и никаких волнений по поводу цвета дома не испытывал бы.

Или дело не в Грибоедове? Точнее, не столько в Грибоедове. Ну, подумаешь, желтый дом! Скорее весело, чем неприятно. Сколько шуток на эту тему перешучено в институтские времена. Тогда им всем почему-то нравилось выглядеть немного «психами». Еще и бравировали разнообразными странностями и чудачествами, прямо-таки гордились: да, я не такой, как все. И Марк шутил не хуже других. И почему-то шутки про «экие мы психи, пора смирительные рубашки надевать» ни разу не вызвали в памяти тот интернат, где возле тяжелой входной двери было написано длинное слово «психоневрологический» и где… Нет, не нужно, нельзя этого вспоминать. В голове сразу начинает клубиться что-то темное, гадкое…

Сейчас – совсем не так, как во времена бесшабашных шуток о желтых домах и смирительных рубашках – мысль о собственной ненормальности никакого довольства не вызывала. Может, потому что сумасшествие подобралось куда ближе, чем тогда? Потому и «желтый дом» вызывает не ироническую усмешку, а какой-то неприятный холодок?

Хотя чего бояться-то? Не психиатрическая лечебница, не – он вздохнул, помотал головой, отгоняя гадкие мысли, – не психоневрологический интернат.

Подумаешь, дом – желтый. Разве это основание отказываться от решенного?

Решение, правда, было принято не совсем самостоятельно, ну и что с того? Что вообще такого ужасного в визите к психотерапевту? Ведь он действительно в последнее время чувствовал себя не совсем в своей тарелке. То ли усталость начала брать свое, то ли этот роман забирал больше сил, чем предыдущие?

Значит, все правильно. Надо походить на консультации, вреда не будет, а польза – не исключено. Может, этот самый специалист по человеческим мозгам чего-нибудь выпишет? Может, Марк не с ума начал сходить, а просто витаминов не хватает – почти середина зимы, самое время от авитаминоза страдать. А может, этот специалист просто вопросы нужные задаст – и в голове прояснится?

Марк не слишком верил в такую возможность, но, с другой стороны, а вдруг?

И то: вон в Америке у каждого персональный психоаналитик. И ничего ужасного они там в этом не видят, наоборот. Да и у нас, может, пока и не в таких количествах, но наблюдается что-то в этом роде. Если миллионы людей посещают психотерапевтов – значит, им помогает?

Почему не попробовать? Роман должен быть закончен – это не обсуждается. Если для этого придется посещать психолога, невропатолога, эндокринолога – да хоть водопроводчика! хоть черта с рогами! – значит, нужно посещать. Точка.

Татьяна, когда Марк перед Новым годом появился дома, внимательно его оглядела – на висках тени, бледный, глаза блестят как-то лихорадочно – и посоветовала «специалиста по мозгам»: