Лицо Роберта меняется, на губах вырисовывается кривая усмешка.

– А разве я не твой друг? Или я не хороший?

Разумеется, он самый умный девелопер на свете, но меня голыми руками не возьмешь. Выкручусь.

– Не знала, что генерального директора можно беспокоить по столь «незначительным» вопросам…

Съел?

– Ты можешь беспокоить меня когда угодно, это раз. – Он поднимается со своего кресла и, изящно обогнув стол, становится напротив меня. – Во-вторых, – продолжает он, прислонившись задом к столу, и складывает руки на груди, – не смей отрывать моих менеджеров от дел.

Такого поворота я не ожидала.

– М-да, а я еще сказала Смит, что ты не козел… – Я качаю головой.

Брови моего босса изумленно взлетают вверх. Продолжаю:

– Значит, мне надо было молчать и спокойно выполнять работу, пока человек истекает кровью?

– Нет, – он почти рычит, – надо было просто вызвать 911 и после позвонить мне.

– И что, шуму поубавилось бы?! – Мой голос повышается на несколько октав. Как же он меня бесит!

– Да. И ссора с Мэри Смит – лишняя.

– Это был порыв. Как и наш с тобой поцелуй, – язвительно выплевываю я и тут же жалею об этом. Нельзя мешать личное с работой.

Эддингтон сбрасывает с себя маску сурового деспота и возвращается к своему привычному насмешливому состоянию.

– Неужели то умопомрачительное субботнее безумие можно сравнить с сегодняшним инцидентом, связанным с какой-то несимпатичной женщиной? – Он широко улыбается.

– Вполне, – безрадостно бормочу я.

– В таком случае я оскорблен.

– Ничего, – гляжу на него исподлобья, – не все же мне чувствовать себя дерьмом.

– Ты чувствуешь себя дерьмом? – Он искренне удивлен.

– Большую часть времени, когда ты рядом.

– Странно, – он простодушно пожимает плечами, – почему?

Почему? Мне делается смешно. Вот-вот расхохочусь, и пусть хоть психушку вызывает.

– Ты еще спрашиваешь… – бормочу я и решаю, что с меня хватит. – Так, у меня нет времени болтать. Мне надо к Селесте. – Я разворачиваюсь и иду к выходу.

– Стоять, – командует он, и я слышу приближающиеся шаги. – Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю, – он берет меня за плечи и разворачивает лицом к себе, – и никогда не пренебрегай моими правилами, тебе ясно?

Ох уж эти темные, как ночь, глаза. Боюсь утонуть в их глубине, поэтому смотрю на расстегнутый воротник его рубашки. Эддингтон убирает руки, но я уже сама не своя. Его прикосновения как раскаленный металл.

– Какими правилами? – смутно припоминая последнюю фразу, переспрашиваю я, – я даже постучала, перед тем как войти, если ты не слышал…

– Возвращайся к работе, – цедит он сквозь зубы. Мы настолько близко, что я чувствую его дыхание. Чай и мята. Но так не пойдет, нет. Отступаю назад и обретаю способность мыслить.

– Можешь уволить меня прямо сейчас, но я не пойду, – упрямо говорю я и добавляю, – кстати, Смит меня уже выгнала.

– Смит сделает так, как я скажу.

– А я не сделаю, как ты скажешь! Я не хочу работать под началом этой кривомордой стервы!

Эддингтон начинает смеяться.

– Если хочешь, переведу тебя в другой отдел, – внезапно предлагает он, – или возьму сюда к себе.

Несколько секунд я пребываю в ступоре, потом недовольно фыркаю.

– Нет уж, спасибо. Прислуживать тебе – прерогатива вон той длинноногой куколки в приемной.

Я вроде бы злюсь, но это больше похоже на камуфляж, чтобы скрыть то нечеловеческое смущение, которое стремительно выкрашивает мое лицо в алый цвет.

Он смеется мне вслед, но я не останавливаюсь. Пусть издевается. В конце концов, что ему еще делать? В его жизни я всего лишь шутка.

* * *

Сэл потеряла ребенка. Об этом мне рассказала ее мама, когда я пришла в больницу. Мы говорили недолго. Женщина была очень расстроена, а я почему-то чувствовала себя частично виноватой в случившемся. Уделив мне несколько минут, она извинилась и вернулась в палату к дочери.

Мне не разрешили войти, Селест крепко спала. После всего, что с ней приключилось, – немудрено.

И если откровенно, то я рада, что мы не увиделись. На душе скребли кошки, хотелось выплакать целый водопад слез.

Это несправедливо.

Больше месяца в Нью-Йорке, и впервые я не знаю, куда идти и что делать. Понятия не имею, что сказать тете, какую причину выдумать, чтобы она не расстроилась. С мамой проще – мы всегда поймем друг друга.

Я останавливаюсь перед дорогой, дожидаясь зеленого света, и задумчиво оглядываю свою одежду.

Одно радует – больше мне не придется носить эту бесцветную униформу, потакая прихоти какого-то надменного мудака. Пусть сам наряжается в свое дерьмо.

Буду ли я скучать по этому городу? Скорей всего, да, но лишь первое время. Конечно, я могу остаться, найти другую работу, попроще, а позже и собственное жилье снять, но смысл? Кошки привыкают к месту, к дому, а я больше похожа на собаку. Я привыкаю к людям. Но человек, который, сам того не подозревая, приручил меня, не в восторге от «свалившегося на него счастья».

Светофор загорается зеленым, и я пересекаю перекресток, придумывая, как провести вечер.

* * *

Лежу в гостиной и смотрю «Клятву». Бедняга Лео носится с этой Пейдж, которая ни в какую не хочет приглядеться к нему. А ведь он так любит ее… он такой положительный, добрый… и его играет Ченнинг Тейтум[22].

Ставлю на паузу, тащусь на кухню и пока вытаскиваю из коробки круглые аппетитные корзиночки, в спальне оживает мой сотовый.

Вытираю пальцы и иду в комнату. На дисплее неизвестный номер.

Где-то я уже это видела, но неужто у него несколько номеров?

– Да…

– Здорово, кузина!

Черт подери. Майк.

– А-а-а, это ты, – разочарованно тяну я.

– Кого-то другого ожидала услышать?

– Нет. Так, просто… – я мешкаю, – что-то случилось?

– Наслышан о твоем поединке, – он хихикает, – говорят, было круче, чем в «Спартанцах»[23].

– Хочешь номинировать меня на «Оскар»?

– Если бы я только мог… – Он вздыхает. – Скажи лучше, как ты смотришь на то, чтобы отвлечься в хорошей компании?