Прошел месяц. Прохор быстро оправился от «гостеприимной» встречи Черемшицкого края — края полесских болот, глухомани и колдовства. Наверное, нигде в царской империи не были так широко распространены союзы людей и дьявола, как на затерянном среди лесов и непроходимых топей белорусском Полесье.

Приступив к исполнению возложенных на него обязанностей, Прохор с интересом знакомился с угодьями пана Хилькевича, запоминая их межи и приятно поражаясь живописной красоте здешних мест. Как и пан Войховский, Семён Игнатьевич вручил новому ловчему старенькое ружьецо, которое когда-то принадлежало Андрею. Это ружьё тоже было кремниевое, но в гораздо лучшем состоянии чем то, с которым Прохор ходил у Егора Спиридоновича. Господские владения он объезжал на выделенном из панской конюшни ладном молодом конике по кличке Орлик. За месяц Прохор с заинтересованностью охотника исследовал почти все закутки окрестных полей, лесов, болот и реки. Удивляясь обилию водившейся здесь дичи, его охотничья страсть торжествовала. Угодья для охоты были превосходны, и пришлись ему по душе. Вот только в сторону Гайстрова болота, по приказанию пана Хилькевича, он пока не показывался. Да у него и самого не было никакого желания обследовать то диковатое место, приютившее в своей заброшенной избушке пришлую колдунью. И вообще Прохор опасался, что происшествие на ночной дороге может вылезть ему боком. В остальном же всё складывалось благополучно.

За службу Прохор взялся с охотой. Семен Игнатьевич видел, что работу свою хлопец понимает и знает, поэтому по пустякам его не дёргал и относился к нему весьма доброжелательно. С сыном пана Хилькевича так и вовсе установились самые дружеские отношения.

За сравнительно короткий срок Прохор познакомился почти со всеми жителями Черемшиц и близлежащих хуторов. Если он кого-то ещё и не знал, то нового статного парубка знали уже все. Особенно интересовались молодым красавцем лесником девчата, что в свою очередь не очень пришлось по душе некоторым местным парням. Самого же Прохора приятно поразило то, что в отличие от других полесских селений, в Черемшицах радовали взор с дюжину девчат-красавиц. Обычно же в селе или на деревне проживали одна-две завидные девки, а остальные — так себе.

И если бы не опасения по поводу ведьмы и не тоска по родным, то Прохор, можно сказать, был бы даже рад такой перемене в его жизни.

Черемшинцы, как и весь крестьянский люд, жили по-разному: одни перебивались с мякины на воду, другие — в сравнительном достатке. Многое зависело от наличия в семье рабочих рук, от плодородия надела и от желания и умения его обрабатывать. Полешуки издавна слыли трудолюбивыми и горепашными людьми. С ранней весны и до поздней осени они безропотно гнули спины на полях и наделах, добывая хлеб свой насущный. Много времени и сил отдавали работе и промыслу в лесах и на реках. Почти половина жителей Полесья жила за счёт рыбного промысла. При таком обилии природных водоёмов и сам бог велел заниматься этим. Все селяне зачастую трудились от зари до зари. Уклад сельской жизни обязывал к этому, а иначе зимой пришлось бы туго. Но всё же каждое селение, как правило, не обходилось без одного-двух нерадивых и безалаберных хозяев, чьи семьи из-за их лености, пьянства или природной непутёвости еле сводили концы с концами.

Чтобы легче было управляться с работой, жили крестьяне большими семьями. Часто под одним кровом уживались две-три родственные семьи. И в каждой семье — детей как маку. Почти всё, что зарабатывалось трудом праведным, шло в общий котёл, коим ведал глава семьи — батька. Только с его одобрения принимались все важные семейные решения. Без дозволу[28]батьки взрослые сыновья, обзаведшиеся своими семьями, не могли отделиться и вести своё хозяйство. Прагматичный мужицкий расчёт был прост: лучше иметь одно большое и крепкое хозяйство, чем несколько малых и бедных. Даже при выборе невесты сыновьям часто приходилось следовать указаниям главы семьи. А каждый глава семьи в невестке видел прежде всего крепкую работницу и родительницу внуков. Поэтому в крестьянских семьях старались заиметь в невестки девушку с толстыми лытками и широкими бёдрами. Такая и мешок в три пуда снесёт и дитё в поле родит.

Жизнь и быт черемщицких селян почти ничем не отличалась от условий и образа жизни селян всего Полесья. Так что Прохору и тут всё было не в новинку: весенняя посевная сменялась позднелетней уборочной страдой; сравнительно сытую осень встречал рождественский пост, а там и голодная весна не за горами. И так из года в год, и так по всему Полесью.

Но особенно на новом месте Прохору приглянулись здешние вечорки. Подружившись с местным хлопцем по прозвищу Игнат, он вместе с ним позавчера впервые побывал на таком красочном и богатом на впечатления мероприятии. И вот теперь с нетерпением ждал следующего раза.

Прохор часто встречал то на улице, то на работе местных девчат. Как уже отмечалось, он не мог не обратить внимания на то, что среди них есть настоящие красавицы. Но когда молодёжь собралась гурьбой у вечернего костра, у Прохора глаза разбегались. Пригожих девчат здесь было гораздо больше, чем он предполагал. И многие из них бросали красноречивые взгляды на нового лесника. Видимо, не одно девичье сердечко заставило встрепенуться появление стройного голубоглазого парубка с мужественным лицом.

Но и местные забияки-верховоды не оставили без внимания такое событие. Некоторым было просто невтерпёж испытать, из какого теста выпечен новенький. Такой интерес к новичкам проявлялся всегда и везде. Только после некоторого испытания чужаку определялось соответствующее положение в обществе: в большом или маленьком, в высшем или на самом дне — не имеет значения. И, судя по всему, такое надуманное селянской простотой испытание предстояло пройти и Прохору. И оно не заставило себя долго ждать…

Молодёжь собиралась на очередные посиделки. И, как правило, первые, совсем ещё желторотые пацаны занимали места получше. Но, как всегда, позже появлялись более чтимые хлопцы и девки и, как всегда, сгоняли зелёных малолеток с этих мест: каждый сверчок должен знать свой шесток.

Вокруг костра постепенно нарастало оживление, крепчал шум голосов. В разных местах сначала слышались негромкие разговоры и смущённые хихиканья, часто переходящие в озорные крики и весёлый визг. Казалось, только здесь по-настоящему бурлила жизнь молодёжи.

И даже костер весело потрескивал, радуясь чести быть в центре таких событий. Гордясь своей значимостью, он словно тоже хотел о чем-то рассказать этой шумной молодёжи, но его никто не слушал и не обращал внимания. Обидевшись, костёр затухал, и только тогда люди спохватывались, вспоминали о нем и отдавали причитающуюся дань: хворост, сучья, коряги. Вообще же стихия огня взимает дань всем, что только может поглотить её ненасытное чрево пожара. К сожалению, слишком уж часто люди сами вызывают эту стихию, а управлять ею не всегда могут. И разнузданное пламя жестоко карает за это, забирая жилища и жизни.

Прохор сидел сбоку и осторожно бросал заинтересованные взгляды на весело щебечущих девчат. А сидящий рядом Игнат тихонько то ли уговаривал, то ли давал совет насчет какой-то Любашиной подружки. Сам-то Игнат недавно начал встречаться с Любашей и ему очень уж хотелось дружить парами, так ведь веселее.