Трофейная, желтой кожи офицерская сумка была предметом зависти многих. Дима добыл ее в одном из рейдов и намеревался оставить себе. Но сумка, как назло, приглянулась начальнику штаба Переверзеву. «Хохлатов, дай поносить», — попросил он, как только увидел трофей. Начальству Дима не смог отказать. Так сумка перекочевала в собственность начштаба. «Ничего, я себе другую достану», — успокаивал себя Брестский, но обиду на Переверзева все-таки затаил, тем более что добыть еще одну такую же ему потом никак не удавалось.

А вот теперь она лежала, никому не нужная, среди разметанных взрывом бревен и земли, и Диме вдруг стало жалко бросать ее — все-таки хорошая вещь. К тому же не мешало восстановить справедливость. С этой мыслью Брестский, на пару с Крутицыным несущий на плащ-палатке раненого комполка, дошел почти до самого леса. Когда до опушки оставалось совсем немного, Дима вдруг решился.

— А ну-ка, подсоби! — попросил он одного из бегущего рядом бойцов, и, когда тот перехватил с его стороны плащ-палатку, бросился обратно к КП, крикнув:

— Сейчас я, мигом! Вещицу одну забыл!

— Хохлатов, ты что, сдурел?! Немцы на высоте! — заорали ему вслед, но он даже не обернулся.

Пулей добежал до КП, нашел сумку и уже намеревался возвращаться, как вдруг зацепился ногой за что-то острое и едва не упал. Из-под земли боком торчал стальной наконечник с прорезанной внутри него пятиконечной звездой. «Знамя!.. Во оно как бывает — людей поубивало, а оно целехонько! — изумился Брестский. — Нельзя его бросать. Нельзя! Да и что батя скажет, когда в сознание придет…». Он тут же принялся за дело. Подвинул в сторону несколько измочаленных осколками бревен, вручную разгреб землю — последнее стоило ему нескольких содранных ногтей, — пока наконец, ухватившись за древко, не вытащил полковое знамя из-под завала.

За всей этой работой Брестский на какое-то время позабыл о немцах, а когда высунулся из воронки, чтобы оценить ситуацию, не на шутку испугался. Они были уже в метрах ста, не больше. «Пора включать заднего», — успел еще подумать он, как вдруг в каску что-то сильно ударило. Дима даже присел от неожиданности. Левая сторона головы сразу же онемела и неприятно зазвенело в ушах.

— Ни хрена себе!.. — не сдержался Брестский, залезая пальцем в пробитую в каске дыру и чувствуя, как течет по щеке кровь. «В голову. Неужели придется здесь зажмуриться? И могилку копать не надо…» — подумал он тоскливо, тупо глядя на сухую, торчащую из земли травинку. Но так просто сдаваться Брестский не желал. «Не дождетесь, падлы! Мало я еще вас на тот свет отправил, мало!» Злость вернула ему способность действовать. Он быстро отодрал от древка и запихал за пазуху знамя. Перекинул через голову ремень полевой сумки и, уже не оборачиваясь, рванул к лесу.

Как добежал до спасительной опушки, Дима не помнил. Помнил только, как весело чирикали пули, выбивая пыль из-под ног, как отдавался болью в голове каждый шаг и подступала к горлу дурнота… Пришел в себя он уже в лесу. Полковая медсестра Шурочка — Дима даже позабыл о ранении, глядя на ее выпирающие из-под гимнастерки выпуклости, — быстро перебинтовывала ему голову, а стоящий рядом Крутицын ласково приговаривал:

— Ты уж потерпи, сынок, слышишь, потерпи. Раз в сознании, значит, не все так плохо.

— Да не волнуйтесь вы, товарищ старшина, — успокаивала его Шурочка. — Говорю же вам, пуля прошла по касательной. Жить будет…

Из-за отползающей к Москве тучи вдруг снова глянуло жаркое ослепительное солнце. Дождь прекратился…

Вскоре между деревьями замаячил просвет, и лейтенант послал бойца на разведку. Не прошло и пяти минут, как тот вернулся. В глазах тревога.

— Командир, впереди танк — туда ходу нет.

Темно-серая, похожая на какую-то немыслимую рептилию махина стояла на широкой лесной просеке, словно ставя на их пути большую жирную точку. Танк держал под прицелом все открытое пространство, и отряду оставалось либо возвращаться назад, либо забирать правее, еще дальше от места прорыва.

«Обкладывают, как зверя обкладывают», — подумал Чибисов, лихорадочно ища выхода из сложившейся ситуации. Что ждет тех, кто рискнет сунуться на просеку, лейтенанту было хорошо видно из своего укрытия. На всем пространстве между двумя лесными массивами лежали тела убитых, раздавленных гусеницами красноармейцев. Ничего не поделаешь, придется идти в обход. Но выдержит ли комполка?..

Вернувшись к отряду, Чибисов подозвал к себе медсестру. Девчонка была маленькая, худая как былиночка — и как только сил хватало раненых с поля боя вытаскивать? На прозрачном от хронического недоедания лице большие полные тревоги глаза.

— Как командир?

— Плохо, товарищ лейтенант, сильная кровопотеря. Если до вечера к своим не выберемся… Боюсь, товарищ лейтенант, ночи он не переживет. Если бы транспорт какой?

— Да где ж его, Шурочка, теперь-то найдешь. Транспорт… Два бойца да носилки — вот теперь весь наш транспорт, — в голосе Чибисова сквозило отчаянье. Неужели не удастся спасти командира?

— Транспорт, нужен транспорт… — несколько раз с задумчивым видом повторил слышавший их разговор Крутицын. Из всего отряда лишь старшина был как всегда гладко выбрит и, несмотря на крайнюю худобу, выглядел достаточно бодро. «Ничего его не берет: ни война, ни голод», — с уважением посмотрел на Крутицына Чибисов и невольно провел рукой по собственному колючему подбородку.

— Командир, разреши и мне на этот танк взглянуть? — попросил вдруг старшина. Он был единственным, кто мог обращаться к Чибисову на «ты».

Лейтенант кивнул и Крутицын, неслышно ступая, направился к просеке. Вскоре он вернулся. Судя по лихорадочно поблескивающим глазам, старшина что-то задумал.

— А ну, командир, давай ка отойдем с тобой на пару слов — есть идея…

Идея, которую предложил Крутицын, показалась лейтенанту в высшей степени безумной и невыполнимой. О чем он сразу и заявил старшине:

— Сергей Евграфович, ты меня прости, конечно, но это полный бред! Захватить в одиночку немецкий танк?.. Я, конечно, не раз убеждался в твой находчивости и по-немецки ты говоришь, как заправский фриц, но все же… Не дури, старшина, слышишь? Ведь должен же быть еще какой-нибудь выход.

— Если мы хотим спасти комполка, то другого выхода просто не вижу. Нам нужен транспорт, и как можно скорее. А по занятой немцами территории мы можем безопасно проскочить только на танке. В противном случае либо все поляжем, либо попадем в плен. Ну, решайся, командир. Пойми, на кону будет только моя жизнь. Самое главное — добраться до танка, а там я уж найду способ выманить немцев наружу. Мне только нужно, чтобы кто-то подстраховывал меня из укрытия и принял на себя вылезших из танка.

Спокойный голос, ясный и уверенный взгляд старшины сделали свое дело. Скрепя сердце лейтенант принял план Крутицына.

Чего было в этом больше — отчаянья или трезвого расчета — Сергей Евграфович не знал и сам, но раздумывать было некогда. Получив согласие командира, он бросился назад к тому месту, где лежали убитые немецкие солдаты. Выбрал наиболее подходящего по комплекции. Преодолевая брезгливость, быстро переоделся в его мокрое, залитое кровью обмундирование, проверил документы. «Так… пачка писем, солдатская книжка… Герхарт Шульц… Фотография в крови — лица не разобрать и это хорошо. Номер части…» Знакомое чувство азарта, которое всегда появлялось у поручика перед выходом на задание, снова охватило его. От былой усталости не осталось и следа. Он чувствовал себя охотником, напавшим на след большого и опасного зверя…