– Обычно кухарка в таких случаях пользуется полотенцем – обматывает им руку, чтобы не обжечься, – наставительно произнес у нее за спиной Бэннинг. Эвис обернулась – он стоял в дверях, глаза его смеялись.

– Очень больно, правда, – с трудом пробормотала она, баюкая обожженную руку.

Медленным движением он поднес ее руку к своим губам и нежно коснулся губами обожженного места. Конечно, его поцелуй не мог успокоить боль, однако Эвис была тронута до глубины души.

Господи помилуй, с отчаянием подумала Эвис, как же она сможет расстаться с ним?! При одной только мысли об этом у нее разрывалось сердце.

– Ты не обидишься, если я предположу, что раньше ты и близко не подходила к плите? – прошептал он ей на ухо.

Эвис улыбнулась сквозь слезы, еще застилавшие ей глаза.

– А для чего мне было к ней подходить? – хмыкнула она. – Да и нужды особой не было, если честно. К тому же в качестве кухарки я совершенно безнадежна!

– Тогда ты должна подыскать себе мужа, достаточно состоятельного для того, чтобы у тебя был полный дом слуг, да еще и кухарка в придачу, – пробормотал он.

Эвис оцепенела – только молча смотрела на него, не зная, что на это сказать. В кухне воцарилось неловкое молчание.

– У меня достаточно денег, чтобы платить и слугам, и кухарке. Для этого мне вовсе не обязательно выходить замуж, – сухо напомнила она.

– Совершенно верно. Но ведь ни слуги, ни кухарка не смогут согревать тебя по ночам в твоей одинокой постели, – буркнул Бэннинг. Повернувшись к ней спиной, он взял полотенце и снял с плиты наполовину выкипевший шоколад, о котором оба едва не позабыли.

Какая чушь… не может быть, чтобы он имел в виду себя, подумала растерявшаяся Эвис. Бэннинг никогда не стал бы навязываться ей в мужья, а она сама и думать не желает о том, чтобы выйти замуж. Когда-то брошенная Дженетт фраза насчет того, что ее брат решил наконец жениться и подыскивает подходящую невесту, внезапно всплыла в ее памяти. Но вспыхнувшая надежда так же быстро угасла. Ему ведь известно, что она не испытывает ни малейшей склонности к замужеству, напомнила себе Эвис. Так что скорее всего их связь в его глазах не более чем любовная эскапада… небольшая передышка, которую он позволил себе, чтобы потом с еще большим рвением пуститься на поиски идеальной жены для себя. Ну и пусть, разозлилась Эвис, потому что никто не может быть дальше от идеала его жены, чем она сама!

Бэннинг, не подозревавший о ее мыслях, наполнил горячим шоколадом две чашки.

– Может, останемся здесь и… – Он бросил выразительный взгляд в окно, где вовсю сияло солнце. Время завтрака явно уже миновало. – И пообедаем прямо на кухне? – добавил он.

– Вот и чудесно – ничего не имею против. – Взяв корзинку, она высыпала булочки на блюдо. Бэннинг поставил перед ней чашку с горячим шоколадом и уселся напротив.

В кухне снова воцарилось неловкое молчание. После случайно оброненной им фразы насчет необходимости найти себе мужа Эвис уже не могла думать ни о чем другом. Тем не менее, у нее не было ни малейшего желания развивать эту тему дальше.

Только доносившееся из столовой негромкое тиканье стоявших на каминной полке часов нарушало царившую на кухне мирную тишину. Бэннинг ел торопливо, просто машинально совал в рот то, что было у него на тарелке, и на лице у него при этом застыло такое кислое выражение, будто вместо восхитительных, тающих во рту булочек, заботливо приготовленных для них миссис Хатауэй, он был вынужден жевать лимон. Впрочем, сама Эвис тоже практически не чувствовала вкуса того, что ест. Что булочки, что шоколад – сегодня все казалось ей одинаково безвкусным и пресным.

– Я собираюсь выйти ненадолго. Пойду прогуляюсь, – коротко буркнул Бэннинг, поднявшись из-за стола.

– Да? – Эвис ничуть не сомневалась, что он предложит ей составить ему компанию.

И, как оказалось, ошиблась.

– Вернусь через час или около того. Не хочу тебе мешать, так что у тебя появится возможность немного поработать.

Он уходит… один, без нее?! Даже не поинтересовавшись, нет ли у нее желания отправиться вместе с ним? Бэннинг вышел из кухни, не обернувшись. Эвис была потрясена. Чувствуя себя брошенной, она побрела наверх, в кабинет, который он в свое время так заботливо приготовил для нее. На письменном столе, словно приглашая ее углубиться в работу над рукописью, высилась аккуратная стопка листов, но сейчас Эвис было противно даже думать о том, чтобы взять в руки перо. Все валилось у нее из рук. Подойдя к окну, она невидящим взглядом уставилась вдаль. И не сразу заметила на берегу одинокую мужскую фигуру – сидя на песке, Бэннинг задумчиво швырял в воду камешки.

Подобрав небольшую ракушку, Бэннинг повертел ее в руках, после чего бездумно зашвырнул в воду. Мысли его витали далеко. Естественно, для него не было тайной то отвращение, которое Эвис всегда питала к замужеству – он знал об этом, еще когда уговаривал Эвис провести эти две недели наедине с ним. Правда, после того как минули первые десять дней, у него появилась надежда, что Эвис колеблется, что ему почти удалось победить то недоверие, которое она питала к браку. На какой-то безумный миг ему показалось даже, что она, возможно, полюбила его… или хотя бы готова полюбить…

Как выяснилось, он ошибался…

Каким же идиотом он был!

Нет, она не любит его. Единственное, что она любит, – это свою работу. А он для нее всего лишь терпеливый, умелый наставник в «науке страсти», с кривой усмешкой подумал он.

Тогда почему он по-прежнему хочет ее? Почему до сих пор с таким упорством верит, что более подходящей жены, чем Эвис, ему не найти? Что из нее получится идеальная возлюбленная – и не менее идеальная мать для его будущих детей?! Потому что так оно и будет.

Эвис – его женщина, сцепив зубы, повторил про себя Бэннинг. Она словно создана для него! Это подсказывали Бэннингу его разум, логика и трезвый расчет. И то же самое нашептывало его сердце. Каким же ослом он был, когда рассчитывал, что все сложится так, как он хочет, просто потому, что так угодно ему!

Как случилось, что он почти мгновенно влюбился в нее? Хотя почему мгновенно, тут же спохватился Бэннинг. В конце концов, он знаком с ней целых восемь лет – и все эти годы он почти каждый день слышал о ней от Дженетт… и, вероятно, все это время, даже не отдавая себе в этом отчета, он втайне желал ее…

И теперь в его распоряжении три дня – три коротких дня, чтобы убедить ее, что супружество, тем более счастливое, отнюдь не тюрьма. Бэннинг знал, что готов пообещать ей все, что угодно. Ей нужно время, чтобы писать? Пожалуйста! Он даст ей эту возможность. А еще он даст ей детей, которых она будет любить. И разве только это? Бог свидетель, он даст ей все, чего она только захочет!

Достаточно только одного ее слова – и он отдаст ей свое сердце.

* * *

– Бэннинг, с тобой все в порядке? – позвала Эвис, с трудом перекрикивая рев прибоя.