– Что?! – пискнула Эвис. – Ни за что не поверю, что ты на такое способен!

Бэннинг угрожающе двинулся к ней. Эвис попятилась, но было уже поздно – Бэннинг навис над ней точно скала. Теперь их разделяло каких-нибудь несколько дюймов. Его дыхание обожгло ей щеку. Было заметно, что он едва сдерживается.

– А что я теряю? – пожав плечами, гневно прошептал он. – Людям, похоже, очень нравилось верить в то, что ты такая правильная, такая целомудренная и строгая… что ты просто не способна пустить кого-то к себе в постель. Но я-то знаю, какая ты горячая. Под этой личиной старой девы таится настоящий вулкан, не так ли? Уж мне-то хорошо известно, как порой ты просто изнываешь от желания. Попытайся представить, с каким удовольствием лондонский свет станет смаковать все эти пикантные подробности о женщине, которую знаю только я – и которую до сих пор именовали не иначе как Снежной королевой.

– Ты… ты ублюдок!

Увесистая пощечина, которой наградила его Эвис, прервала этот монолог, Бэннинг, вздрогнув, отшатнулся. Что ж, справедливо, уныло подумал он, что и говорить, он это заслужил. Однако у этой женщины тяжелая рука – лицо его горело, словно в него плеснули кислотой. Проклятие, как же больно, поморщился он. Он повернулся и, не глядя на Эвис, молча вышел из комнаты.

Он как раз спускался по лестнице, когда услышал, как кто-то постучал в дверь.

– Минуту! – крикнул Бэннинг.

Стоявший на пороге лакей был одет в ливрею Селби, но лицо его было Бэннингу незнакомо.

– Милорд, у меня к вам срочное письмо. От вашей сестры, – добавил он.

– Тебе велели ждать ответа?

– Да, милорд, – поклонился лакей.

Бэннинг пробежал глазами записку и глухо выругался сквозь зубы.

– Передай моей сестре, что я возвращаюсь домой немедленно, – буркнул он. – А сейчас беги во флигель, где живет моя экономка, и передай мистеру Хатауэю, что я велел заложить мою карету. И побыстрее, парень!

Юноша, закивав, бегом бросился по дорожке к флигелю, где жила чета Хатауэев. Бэннинг, снова выругавшись, с грохотом захлопнул входную дверь и взбежал по лестнице, прыгая через две ступеньки. Хватит, угрюмо подумал он. Он и так уже дал ей достаточно времени, чтобы успокоиться, прийти в себя и спокойно все обдумать! Пинком отворив дверь в спальню, он ворвался в комнату – и замер как вкопанный.

Эвис, сидя на полу, закрыв лицо руками, плакала навзрыд. Весь гнев Бэннинга разом улетучился. Присев возле нее на корточки, он осторожно попытался отвести ее руки и заглянуть ей в лицо. Но Эвис, вздрогнув, отшатнулась в сторону.

– Оставь меня! – крикнула она. – Уходи!

– И рад бы, да не могу. – Бэннинг со вздохом попытался обнять ее, но Эвис отпрянула как ошпаренная. – К несчастью, мы должны немедленно возвращаться в Лондон, Эвис. Герцог Кендал умер.

Герцог Кендал был старым и самым близким другом его семьи… и, что имело особое значение в глазах Эвис, был отцом ее ближайшей подруги.

– Что?! – охнула она. – О Господи… Элизабет!

– Нужно собраться и как можно скорее вернуться в Лондон. – С этими словами Бэннинг встал и принялся торопливо кидать вещи в саквояж.

Эвис ошеломленно кивнула, но так и осталась сидеть на полу, уставившись невидящим взглядом в цветочный узор на ковре.

– Прости… – прошелестела она.

– Мы поговорим об этом в другой раз, – не поворачивая головы, сухо бросил Бэннинг. – А сейчас поторопись. Иначе мы рискуем опоздать на похороны.

Протянув руку, он помог ей подняться. Несмотря на свое напускное равнодушие, Бэннингу было нелегко сохранять хладнокровие. Больше всего ему сейчас хотелось прижать ее к себе и поцелуями осушить ее слезы. При виде ее заплаканного лица сердце у него обливалось кровью.

– Пожалуйста, выйди, – твердо проговорила она. – Мне нужно переодеться.

– Я уже видел тебя без одежды, – пожал плечами Бэннинг. – И не раз.

– Время, которое мы отвели себе, подошло к концу. Пора вернуться к прежней жизни – к тем же правилам поведения, привычкам, моральным принципам и… и… – Она всхлипнула, с трудом подавив рыдание.

– Как тебе будет угодно! – сухо бросил Бэннинг.

Хлопнув дверью, он вышел из комнаты, дав ей возможность переодеться в дорожное платье. Сам он в это время собирал в кабинете пачки исписанных ею листов – незаконченный роман Эвис. Искушение заглянуть в него оказалось сильнее его – Бэннинг, воровато оглянувшись на дверь спальни, быстро пробежал глазами несколько страниц и невольно улыбнулся. И она еще твердила, что ей, мол, нужно узнать побольше о том, что такое страсть… Смешно, ей-богу… ведь в ее крови и без того горит огонь. Все, что ей нужно было, – это выпустить его на свободу. Ее пылкая натура взяла свое. И в результате данный ей природой талант смог проявиться во всем своем великолепии.

Ей осталось только освободиться от тех пут, которые она сама наложила на себя, когда приобрела привычку сдерживать свои чувства. Бэннинг задумался. Что-то – или кто-то – мешает Эвис стать его женой. Он стиснул зубы. Будь что будет, но он выяснит, что за тайну она скрывает от него!

Эвис в последний раз окинула взглядом спальню, в которую ей не суждено было снова вернуться. Белое покрывало на постели было аккуратно застелено – в прошлый раз, когда она смотрела на него, оно было скомкано, а складки на нем ясно выдавали ту страсть, с которой сплетались на нем их обнаженные тела. Шторы на окнах слегка шевелились – словно призраки, решившие навсегда поселиться в опустевшей спальне. Или, подумалось ей, точно призраки, которые станут преследовать ее всю оставшуюся жизнь.

Она снова оглядела спальню. Нет, не потому, что боялась что-то забыть. Она и так знала, что будет помнить эту комнату всю жизнь… и ничуть не жалела о том, что здесь произошло. Она сама этого хотела. Теперь у нее оставались воспоминания о счастливых днях, которые она провела здесь. Что ж… может, оно и к лучшему… Ей нужно вернуться к обычной жизни – а ведь то время, которое она провела наедине с Бэннингом, вряд ли можно считать «обычной жизнью»…

В течение всех этих дней, которые они провели вместе, она смеялась столько, сколько ей не довелось смеяться за всю жизнь. Она чувствовала себя в безопасности… она была счастлива, спокойна и – впервые в жизни – ощущала себя любимой. И все, что от нее требовалось, – это сказать ему «да». Такое совсем простое, коротенькое слово «да»…

Но жизнь никогда не бывает простой.

Брак – всегда тюрьма. Нет, решительно подумала Эвис, лучше уж жить в одиночестве до конца своих дней, чем выпустить на свободу демонов, которые, как она со страхом подозревала, обитают в ее душе. Она никогда не опасалась того, что, выйдя замуж, превратится в такое же покорное, забитое существо, каким была ее мать. Эвис с самого начала знала, что скорее умрет, чем позволит мужчине поднять на нее руку. Всю свою жизнь она только и делала, что пыталась обуздывать собственную вспыльчивую натуру. Ее мать пыталась научить ее сдерживать свои гневные порывы. И Эвис была уверена, что это ей удалось. Однако сегодня она не сдержалась, И ударила мужчину, которого любит.