– О ее смерти или о своем чрезмерном любопытстве?

Эйзенхарт хмыкнул.

– Вы забываете, что чрезмерное любопытство – главный двигатель моей карьеры. Но вообще-то я имел в виду, что соболезную вам. Это, знаете ли, принято, когда кто-то теряет близкого человека.

– Если собираетесь выражать мне соболезнования по поводу каждого потерянного на войне друга, вам следует зайти как-нибудь с утра, – сухо порекомендовал я. – Понадобится весь день. Но я бы вместо этого посоветовал вам заняться чем-то более полезным. Хотя бы вашей карьерой. Вас еще не уволили?

Шон испуганно вскинул голову и посмотрел на нас.

– Нет, нет, – предупреждая вопросы, Виктор замахал руками. – И не уволят. С этой работы я уйду только вперед ногами.

Он в задумчивости крутанулся на стуле.

– Скажите, доктор, что вам кажется странным в этом деле? Лично мне, конечно, самым удивительным видится, что, обнаружив взлом, вы не обратились в полицию. Но мы не обо мне говорим. Что вы думаете?

– Что не люблю полицию, – проинформировал я его. – Поэтому не обратился.

Эйзенхарт громко фыркнул.

– Как все население империи, если не мира. Однако мне вы могли бы сделать скидку. Но все-таки. Что вам кажется странным в этой ситуации? – он обвел рукой комнату.

Я задумался.

– Что кто-то перерыл мое жилище и проверил номер в отеле, но не обыскивал мой кабинет в университете?

– Нет, – помотал он головой. – Ваш кабинет осматривали, просто более аккуратно.

– Вы уверены? Полагаю, я бы заметил, если бы это было так.

– На сто процентов. Один бык искал вас в четверг и был очень расстроен, когда узнал, что вы на лекции. Думаю, бесполезно спрашивать, дождался ли он вас?

Для меня это стало новостью.

– Они были весьма дотошны, о вас спрашивали даже в картинной галерее Проста, куда вы зачастили в последнее время. Похоже, акварели леди Нэтли вам очень приглянулись. Или сама леди… – Перехватив мой полный подозрения взгляд, он поспешил оправдаться: – Я за вами не слежу, правда!

Возможно, он и не следил, но кого-то другого в полицейском управлении явно заинтересовали мои передвижения по городу.

– Что-нибудь еще, док?

– Что они искали? Ничего в забранных ими бумагах не походит на чертежи или…

– Кто сказал, что это были чертежи? – перебил он меня.

– Но…

Он был прав. Услышав о нефтепроводе, я самостоятельно додумал остальное. Мое воображение дорисовало синюю министерскую кальку и геодезические карты.

– В таком случае – что украл Хевель?

Эйзенхарт не спешил отвечать, вероятно, размышляя, что из информации он может раскрыть.

– Представьте себе краткую выписку из кадастрового реестра. Я не говорю, что речь именно о ней, но в качестве примера. Список из десятка-другого фамилий: аристократов, промышленников, крестьян… Людей, которых объединяет только тот факт, что нефтепровод пройдет по их землям. Довольно банальная информация, как кажется, но при правильном ее использовании строительство можно отодвинуть на годы. А если выкупить землю сейчас, пока не начались переговоры с владельцами, – еще и неплохо на этом заработать.

– Мне кажется, вы преувеличиваете.

– Строительство восточной железной дороги на Королевском острове переносилось четырежды по этой причине. Уже разрабатывался проект в обход Энтлемского леса, когда лорд Энтлем наконец согласился с предложенной ценой, – Виктор достал из кармана брюк сигареты. – Или, к примеру, еще один список, только короче. Мануфактуры, способные удовлетворить потребность министерства в стальных трубах. Их будет не так много, учитывая необходимое количество. Вовремя заключенный контракт, оттягивающий нужные мощности на себя, поможет одной или двум компаниям выбыть из списка…

– Вы считаете, что кто-то пойдет на такие траты, только чтобы отсрочить строительство? – перебил я его.

– Вы знаете, каковы ставки. Перенос сроков строительства – а нефтепровод все равно построят, об отмене проекта речи не идет – не станет первой костяшкой домино, которая обрушит в итоге империю. Мы не проиграем из-за этого войну, но можем потерять из-за задержки ценные колонии. Недовольство результатами военных действий перерастет в недовольство правительством: патриотизм имеет свойство проявляться лишь по радостным поводам. Постепенно поднимут голову бедные кварталы. Они и так проснутся, но чем хуже будет наше положение во внешней политике, тем острее они будут ощущать ущербность внутреннего строя. И тем раньше начнутся беспорядки. В Лемман-Кливе заодно вспомнят присоединение острова к империи: сто лет – недостаточный срок, чтобы смириться с поражением, особенно если до того они вчетверо дольше входили в Ганзеат. Часть ресурсов придется перенаправить вовнутрь, воевать станет сложнее… Империя выстоит, недостаточный это удар, чтобы нанести ей серьезный ущерб. Но на пару лет придется затянуть пояса.

– Из-за пары бумажек?

Империя была махиной. Одним из слонов, на которых зиждился этот мир. Я имел представление о том, как этот механизм работает. Мелкая дробь не пробьет его шкуру.

Эйзенхарт пожал плечами.

– Должно же все с чего-то начаться. Возможно, в них содержится несколько иная информация. Но факт в том, что, зная планы противника, его можно переиграть.

– Почему тогда не изменить планы и не оставить ему устаревшую информацию? – вклинился Шон.

– Вспомни, сколько разрабатывалась идея нефтепровода. Хотя нет, ты не помнишь, мал еще был. Роберт должен знать. Сколько лет назад появились первые слухи? Десять?

– Примерно.

Виктор что-то сосчитал на пальцах и улыбнулся.

– Ну да, где-то так. Разработка нового плана потребует времени и средств, и все равно он будет уступать имеющемуся. Никто не станет отказываться от него, потому что информация могла попасть в чужие руки. Пока это не доказано, проект остается в силе.

– Но вы не знаете, что бумаги, украденные Хевелем, не ушли к кому-то другому.

– Не к вам ли, доктор? Трое уже так посчитали. Может, мне присоединиться к их компании? – Виктор насмешливо на меня посмотрел. – У кого бы сейчас ни находились бумаги, он не выставлял их на продажу. Подобный контакт люди Конрада бы засекли. Заказчик Хевеля информацию не получил, иначе бы не посылал своих быков к вам. Значит, если устранить нынешнего владельца документов, можно считать, что информация в относительной безопасности.

– Я все еще не понимаю, зачем понадобилось забирать из моей комнаты все бумаги. Пусть не чертежи, но в них все равно нет ничего нужного ворам. Это очевидно.

– Разве очевидно? Зашифровать украденную информацию можно как угодно. В дневниковых записях. В подписях к фотографиям. Хоть под картину, висящую у вас на стене, – он кивнул на сельский пейзаж, водворенный обратно. – Кстати, вам никто не говорил, что она ужасна?