Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двое крепких мужчин остановили его:
– Не торопитесь, Олег Павлович. Вас ждут в следственном комитете Генпрокуратуры.
«Горит восток зарею новой» – невольно приходят на память стихи, когда я, выйдя из дома, глянул на небо и увидел обагренные барашки перисто-кучевых облаков, подернутых сверху золотистым туманом, – явный признак грозы: с восходом солнца эти барашки энергично начнут расти и превратятся в мощно-кучевые облака, которые разверзнутся вскоре грозой и ливнем. Май в этом году выдался холодным и непогожим, почти каждый день гремят грозы. Старики утверждают – к хорошему урожаю: «Май холодный – год хлебородный». А я слышал и другое. Мой дедушка рассказывал, что в сорок первом май тоже был непогожим, грозы бушевали днем и ночью, и что один вещий старец предсказал тогда войну.
Дед мой был чудной старик, верил во всякие небылицы и приметы; я же отношусь ко всякого рода прорицателям, гадалкам, астрологам, как к мракобесам…
А небо, хотя и предгрозовое, великолепно: на ослепительноголубом фоне, будто стаи барашек, разбрелись кучками перисто-кучевые облака; кроваво-красные лучи еще не взошедшего солнца обагрили их, а сверху над ними, где курилась дымка, играли цвета побежалости.
Я люблю смотреть на небо. Это профессиональное: еще курсантами нас приучали вертеть головой на все 360 градусов: осмотрительность для летчика – гарант безопасности. И настроение у меня сегодня, несмотря на то, что полк подняли по тревоге, лирическое: наконец-то к нам поступило топливо, и мы будем летать. И не просто летать – отрабатывать на летно-тактических учениях сложные виды боевой подготовки…
Вокруг все благоухает. Солнце поднялось из-за горизонта, ощутимо пригрело, и земля запарила, заиграла разноцветьем в его лучах. Синь неба и зелень деревьев слепит глаза, радует сердце; все это, разумеется, сказывается на настроении.
Я шагаю на аэродром, любуясь белоснежными гроздьями акации, пьянящей своим ароматом, и с радостью думаю о предстоящих полетах. Наконец-то прекратится бесцельное, мучительное сидение без дела. Может, кому-то покажется это и банальным, но полеты для летчика, что крылья для птицы: уж коли научили его летать, дайте ему простор. Так истосковались, измаялись мои подчиненные (более двух месяцев не подвозили керосин), худеть стали, будто не кормят их или харч в нашей столовой совсем оскудел, хотя, наоборот, с началом летнего сезона пилотский рацион заметно улучшился – мясо-молочных продуктов прибавилось, овощи и фрукты дают без ограничений. А два дня назад и топливо, наконец, подбросили…
Летчики собрались кучками у своих самолетов, оживленно о чем-то судачат. Поднимаюсь на балкон КДП и вижу их радостные лица, слышу веселые байки, анекдоты. Хороводит, как всегда, Сергей Мигунов, наш полковой заводила, острослов и «первый парень на деревне»: красавец, пишет стихи и летает, как сам Бог. Ему двадцать восемь, уже капитан, командир звена. Можно и эскадрилью доверить – справится, организаторские способности у него на зависть «старичкам». Одна слабость – женщины. Он еще не женат, и они липнут к нему, как мухи к сладкому. Незамужние девицы и кое-кто из наших благоверных поглядывает на него с вожделением. Ходят слухи, что он не теряется, и некоторые молодые мужья, его училищные сверстники, стали держаться от Мигунова подальше. Один лишь Андрей Хмуров не покидает своего командира, ведущего, друга. Удивительная пара: разные по характеру, по темпераменту, по взглядам на жизнь и службу, вместе с тем одинаково любящие свою профессию и обладающие недюжинными летными способностями, они здорово дополняют друг друга и в небе представляют такую боевую единицу, которую не всяким асам одолеть. Это они не раз продемонстрировали в воздушных учебных боях, на перехватах целей, на стрельбах по воздушным и наземным мишеням; их примеры ловкости и мастерства, тактической выдумки и хитрости, завидной реакции легли в основу боевой выучки наших летчиков.
Славная, слетанная пара. Мыслящая, инициативная, дерзкая; в общем – талантливая. И я со своими помощниками не одну ночь поломал голову, когда освободилась должность командира звена и встал вопрос, кого назначить – Сергея Мигунова или Андрея Хмурова. Оба летать рожденные. Оба собранные, дисциплинированные, теоретически подкованные, как говорится, на все четыре ноги. Мигунов – открытый весельчак, балагур; Хмуров – серьезный молчун, от которого зря лишнего слова не услышишь; можно даже сказать, скрытен. Мигунов – холостяк, к женщинам и вообще к семейной жизни относится с легкомысленной веселинкой, присущей его характеру: «Жениться – не напасть, женатому бы не пропасть».
Хмуров – домостроевского склада: «Моя семья – моя крепость». Влюбился с первого взгляда, как только появилась в нашем гарнизоне докторша Асланова Жанна, жгучая брюнетка с необыкновенными глазами – черными, как антрацит, с голубоватым отливом, будто обладающими притягательной силой, от которых трудно отвести взор.
Жанна очаровала не только Андрея, за ней сразу же стали ухлестывать все молодые офицеры полка, и женатые завистливо причмокивали губами ей вслед, глядя на тонкую талию и точеные ножки. В поликлинике в часы ее приема стали образовываться очереди «больных», пока я не накрутил им хвоста, предупредив, что каждого занедужившего буду отстранять от полетов и снимать с летного довольствия.
Почему Жанна выбрала Хмурова, для всех большая загадка: Андрей не блистал ни внешними данными, ни изысканными манерами, ни ораторским искусством. А поначалу за докторшей приударил было и Сергей. Жанна почему-то быстро его отшила…
Трудно сказать, как складывались семейные отношения Андрея и Жанны, чужая семья – потемки. Но каких-то размолвок или неурядиц мы не замечали. Наоборот, Андрей, казалось, стал еще серьезнее, собраннее.
Мой заместитель по воспитательной части майор Романов больше был склонен назначить командиром звена Хмурова. «Это же врожденный, природный талант!» – доказывал он. А меня смущала, точнее, настораживала, скрытность Андрея. Не очень-то доверяю я людям, которые прячут за семью замками свои мысли – значит, есть что прятать. И я возразил майору где-то вычитанной фразой: «Талант – от Бога. Талант быть человеком – от самого себя. А это важнее».
После долгих дебат и суждений мы на вакантную должность командира звена все-таки назначили Мигунова. Решающую роль тут сыграла эрудиция пилота: Сергей развит всесторонне, начитан, схватывает все на лету и на любые вводные на розыгрышах полетов отвечает быстро и точно, что для летчика-истребителя немаловажно. И надо сказать, не ошиблись: однажды, когда на парашютных прыжках у Мигунова купол парашюта захлестнуло стропой, он среагировал мгновенно – перерезал ножом коварную стропу и благополучно приземлился…
Время 15.00. Только теперь на аэродром прибыл посредник и поставил нам вводную: «Отражать налеты „вражеской“ авиации».
Самолеты расчехлены, готовы к взлету. Но, судя по действиям натовской авиации в Югославии, в Ираке, перехваты нам предстоит осуществлять ночью. Да и погода разыгралась не на шутку: небо затянули мощно-кучевые облака, темнеющие снизу и растекающиеся сверху наковальней – утренние предвестники-барашки нас не обманули. А летать в грозу, тем более перехватывать цели, сложная и опасная задача: экраны локаторов и индикаторы прицелов самолетов будут забиты засветками от облаков. Ко всему, можно угодить в восходящий или нисходящий поток тучи, а это чревато очень большими неприятностями…