– У нас, короче, тут рядом встреча нарисовалась, ну… По поводу световых мечей. В общем, разобрались там, возвращаемся, смотрим – мужик с громадной спортивной сумкой устраивается. Думаем, тоже чем-то барыжит, стало интересно – чем. Ну, блин, не наркоту же они такими объемами закладывают, совсем абсурд же. А он, короче, ленточки из сумки достает и плетет из них… Вот это вот. Так, на расслабоне, как будто так и надо – мы прям прихуели… Интересно, правда?

Завороженные светом фонарей и игрой расходящихся от них теней Андрей с Жильвинасом молчали. Игра светотени посреди ночи в тёмном неосвещенном парке. Бумажные фонарики и джедайские мечи. Литва, Англия, Венесуэла. Ужи, зайцы, шмели и демоны. Звенящая тишина вдруг взрывающаяся стуком баскетбольного мяча об асфальт. Черные полосы тормозного пути и белая меловая разметка трехочковой зоны. Огонь. Свет. Мрак и едва проглядывающиеся звёзды. Догорающая под пристальным взглядом спичка, падающий на неё баскетбольный мяч, стоящие друг против друга Уж с Зайцем, они же, летящие в самолете из Литвы в Венесуэлу с пересадками, чтобы, вдруг, сбросив рясы и фабричные халаты играть в баскетбол в неосвещенном ночном парке Венесуэлы при свете бумажных фонарей, развешанных странным местным жителем, барыжащим наркотой…

– Ну, так как вам?

Заяц закашлялся, Уж, вздрогнув, перекрестился и повернулся к ожидающим их реакции «Дворнягам».

– Спасибо, – шепотом. Андрей, соглашаясь с Жильвинасом, кивнул, потом потряс головой. Ещё раз прочистив горло, направился к фонарщику.

– Извините, вы… – он замялся, подбирая английские слова, но достойной формулировки не нашёл. – Вы – ночной аниматор?

Венесуэлец повернулся к Андрею и подтянувшимся к нему остальным.

– Нет, я – врач. А вы туристы?

– Спортсмены.

– Вот как… – он добродушно улыбнулся, рассматривая компанию. – Добро пожаловать в Венесуэлу, в любом случае! Каким спортом занимаетесь?

– Баскетболом, на предолимпийский турнир приехали, – Заяц постарался улыбнуться в ответ. Венесуэлец задумчиво кивнул:

– Давно профессиональных баскетболистов не встречал…

– Давно? – Заяц удивился выбору слов, отметив про себя, что на английском странный доктор разговаривает очень прилично, не задумываясь. – А раньше доводилось?

В ответ мужчина весело рассмеялся, но вдруг, резко посерьёзнев, спросил:

– А что вы тут делаете ночью одни? Не хочу показаться негостеприимным, но у нас опасно…

Теперь рассмеялся Заяц:

– Не поверите: мы пришли именно это спросить у вас – что вы тут делаете?

Ночной знакомец обвел глазами площадку и протянулся поправить один из ближайших фонариков.

– Красиво, правда?

– Очень, – подал голос Уж, а остальные синхронно кивнули.

– Я кажется читал что-то про турнир. Нигерия прилетает, Россия, еще кто-то… Вы из России ребята?

– Нет, мы как раз еще кто-то. Литва. А почему?..

– Литва… Простите, никогда не слышал, кажется… Почему спрашиваю? У России был такой замечательный писатель – Достоевский, может, знаете? Он всемирно известен. Так вот, у него в одном из романов была фраза: «Красота спасет мир». А я – врач, моя работа – спасать… Призвание, если хотите…

– Дядя с приветом, понятно, – негромко сказал Макс на литовском, заслужив неодобрительный взгляд Ужа, который, наоборот, казалось, восхитился ответом.

– И как… – он начал, замялся и дернул Зайца: – Спроси его, как получается?

– Мой друг спрашивает – как же у вас получается спасать таким странным способом, – послушно спросил Заяц и неожиданно добавил. – Мой друг, помимо того что спортсмен, ещё в некотором роде священник.

– Надо же, – В свою очередь восхитился венесуэлец и взглянул на группу с новым интересом. – Неожиданно… Но тогда, наверное, он и сам понимает. А второй ваш друг, думаю, сказал, что я не в себе? – спросил с улыбкой. От неловкости Кишкиса спасла шумная компания местных подростков, вдруг ввалившаяся на площадку, явно выбирая краткий путь к какой-то своей цели в хорошо знакомом лабиринте парка. Однако, оказавшись в окружении фонарей, ватага на целых несколько секунд притихла. Наконец, один из них что-то спросил у врача, тот ответил, по-прежнему улыбаясь. Подростки обменялись несколькими репликами между собой, один из них начал что-то ожесточенно доказывать другим, но, казалось, не особенно удачно. Тот, кто заговорил с врачом сначала, снова обратился к нему, видимо, прощаясь и, получив ответ, приветственно взмахнул рукой. Еще какое-то время подростки рассматривали фонари, а потом, вдруг, резко сорвались с места, повернув туда, откуда шли еще несколько минут назад.

– Получается, – шепнул сам себе Уж, а внимательно наблюдавший за группой спортсменов фонарщик согласно кивнул ему. Потом вздохнул:

– И всё-таки, кроме шуток, у нас достаточно опасно. Позвольте, я вас провожу обратно? Где вы остановились?

* * *

Остановились прямо посереди разминочной игры – Толстый, особо не мудрствуя, считал, что игра сама по себе – лучшая тренировка. Остановились вынужденно – сначала зал начал заполняться резко пахнущим пороховым дымом, потом, с задержкой достаточной чтобы спортсмены растерялись, но не такой чтобы они начали паниковать, в зал вбежал Мигель и, размахивая руками, затараторил, перемешивая английскую и испанскую речь. Ничего страшного, как постепенно удалось понять, не произошло – парад, просто парад, подготовка к параду, военная техника, всякое случается, переживать не надо, придумывать – тоже не надо, тренироваться – не надо, зачем таким замечательным спортсменом тренировки вообще, надо возвращаться в отель, да. В отеле тоже можно тренироваться – там в подвале тоже есть баскетбольный зал. Специально для гостей готовили. То есть готовят и вот-вот будет готов, но ещё нет. Скоро. Но в отеле всё равно хорошо, там можно спать, можно смотреть на подготовку к параду из окон и дышать прохладным воздухом из кондиционера, а не дымом, да. Но лучше спать. И есть. И набираться сил. А потренироваться можно будет утром, перед матчем, да? И в отеле зал уже через день будет готов. Через два – максимум. Так же хорошо, да?

Администрация команды в лице Каритиса и Лиздейки в чём-то даже была согласна с переводчиком, да – так хорошо. Тренироваться получалось так себе. То ли акклиматизация так тяжело проходила, то ли ночные шатания некоторых представителей команды не прошли даром, то ли шатания и разброд в команде сказывались – но за игрой своих подопечных тренер и менеджер команды могли наблюдать исключительно с болью. Не выказывали особого удовольствия от процесса и сами баскетболисты. Разыгрывающий в первой пятерке Уж постоянно передерживал мяч, явно витая в каких-то своих мыслях, не слишком обращая внимание ни на комментарии Довидаса, ни на окрики членов команды. Во второй пятерке, наоборот, внимание Демона было полностью отдано розыгрышу, но розыгрышу наперекор всем комбинациям и здравому смыслу, посвященному единственной цели – не дать играющему вместе с ним Шмелю коснуться мяча. Шмель, чуть ли не единственный среди всех, действительно старающийся играть, терял терпение и, хорошо запомнивший сцену в самолете Толстый мрачно готовился к очередному взрыву. Вместо Шмеля взорвались какие-то запасы отсыревшей пиротехники почему-то хранившиеся на спортивной базе, или что там на самом деле нес Мигель, кто его разберет, и посчитав это знаком, Довидас чуть ли не с радостью объявил об экстренном прекращении тренировки. Вряд ли она была на пользу кому-то. Сам как тренер он из неё вынес только одно – если ничего не изменится, Шмелю и Демону придется играть раздельно.