* * *

У Андрея Гончарова в Театре им. Вл. Маяковского еще в 1989 году решили инсценировать «Апофегей». Длилась эта история целых два года. Автор носил в театр вариант за вариантом, а Гончаров и завлит с пушкинской «фамилией Дубровский их забраковывали. Худрука и завлита не устраивало, что аппаратчики получаются в спектакле не слишком хорошими и даже скорее плохими людьми. «Поймите, Юра, они ведь такие же, как мы с вами, у них жены, дети, матери… Надо найти ключ… Надо еще подумать…» — настаивали в театре.

В конце августа 1991-го, вернувшись из Коктебеля в Москву «победившей демократии», Юрий первым делом помчался в театр: теперь-то все сомнения должны отпасть. Там он нос к носу столкнулся с Дубровским, с которым они не виделись месяц, не больше.

— Ну что, теперь у вас нет замечаний? — не сомневаясь в ответе, спросил Поляков.

— Да что вы, Юра! Ведь вы художник, должны понимать: ваши герои какие-то все обаятельные, добрые, несмотря на то что лютые партократы. А разве они люди? Они мерзавцы! Чудовища, которых надо раздавить…

Так закончился советский период жизни и творчества Юрия Полякова.

Юрий Поляков родился в рабочей семье. Его отец Михаил Тимофеевич был электриком сначала в Мосэнерго, которое располагалось на Балчуге, в Замоскворечье, прямо напротив Зарядья и будущей гостиницы «Россия». Потом, до самой инвалидности, Михаил Тимофеевич трудился на оборонном заводе «Старт», занимавшем чуть ли не целый квартал между Елоховским собором и площадью трех вокзалов.

По отцовской линии род Поляковых происходит из села Деменшина Скопинского района Рязанской области. Михаил Тимофеевич появился там на свет в 1927 году. Видимо, в конце 1920-х, когда началась индустриализация, Тимофей Федорович Поляков и перебрался с семьей в Москву, но очень скоро его жизнь нелепо оборвалась: переходя улицу, он попал под трамвай. По семейному преданию, дед Тимофей был запойный, а когда пил, буянил. Видимо, буйный нрав деда и его преждевременная смерть сказались на характере бабушки Анны Павловны Поляковой, маленькой старушки, страшно мнительной и вечно всем недовольной. Баба Аня сначала работала уборщицей в метрополитене, а в поздние годы, вместе с дочерью-инвалидом Клавдией, клеила на дому бумажные цветы. С Клавой, до этого вполне благополучной и здоровой девушкой, еще в юности случилось несчастье. Она работала на ткацкой фабрике и как-то, возвращаясь с вечерней смены, повстречала хулиганов, сильно ее напугавших (насколько сильно, семейное предание, как говорит Поляков, скорбно умалчивает), и этот случай послужил толчком к развитию у юной ткачихи душевной болезни. На склоне лет она даже была признана недееспособной, и племянник Юрий стал ее опекуном.

Внука баба Аня любила до самозабвения и все сетовала, что тот плохо ест, а он, как истинный пионер, учил старушку грамоте и проявил недюжинные учительские способности, потому что бабушка у него научилась читать, расписываться и даже немножко писать. Умерла она в 1977-м, когда Юра служил в армии, и сейчас уже некого спросить, какой была ее девичья фамилия, откуда она родом и где познакомилась с будущим мужем, — хотя с уверенностью можно предположить, что ее родня тоже проживала в Деменшине, в крайнем случае — в соседнем селе. Похоже, что именно бабушка Анна стала прототипом бабушки Марфуши в романе «Любовь в эпоху перемен», с ее народной мудростью, присловьями и прибаутками.

На родине отца Юрий Поляков впервые побывал уже в зрелые годы. Сегодня Деменшино — это крохотная деревня в несколько домов, которая слилась с соседним селом Успенским, но Поляковы — однофамильцы или дальние родственники — живут там по сию пору.

«Моя родня — это рязанские крестьяне, которые несколькими волнами подались в Москву. Мой дед по материнской линии Илья Васильевич Бурминов попал сюда еще до революции. Он служил мальчиком в Сытинской лавке, то есть с детства был связан с книгой. Потом по этой линии и пошел: окончил книжный техникум, работал директором книжного магазина на Бакунинской улице. Я этот магазин застал, он стоял недалеко от того места, где теперь туннель Третьего кольца, возле уцелевшей старообрядческой церкви, где прежде располагалась секция бокса, куда я ходил, кажется, в восьмом классе — до первого нокаута. А домишки XIX века, в том числе и тот, одноэтажный книжный магазин, простояли там до середины 1970-х и были снесены, когда началась застройка Бакунинской улицы многоэтажками.

Мальчиком я покупал в магазине книги на сэкономленные от обедов деньги, получал подписные тома Детской энциклопедии и с гордостью нес домой. Там долго работала старушка, помнившая деда. Меня она знала (мама познакомила) и каждый раз восклицала: «Как же похож на Илью Васильевича!».

Деда Юра никогда не видел: в 1941-м тот был еще вполне призывного возраста и сразу получил повестку, но до фронта не доехал: пропал без вести. Согласно семейному преданию, немцы разбомбили эшелон, в котором дед следовал на фронт. Кстати, в кровавой неразберихе первых месяцев войны подобная судьба постигла многих призванных в армию — солдаты погибли, ни разу не выстрелив во врага. Спустя годы Юра напишет об этом в стихотворении «Мой фронтовик»:

Родной брат деда Иван Васильевич пошел по той же линии, окончил книжный техникум. Так это обычно и бывает: кто-то из деревенских устроится на новом месте и тянет за собой родню. Иван Васильевич всю жизнь проработал в системе, которая называлась «Книга — почтой». И хотя он жил долго и умер в 1978 году, Юра с ним виделся редко, в основном на семейных праздниках. А когда Ивана Васильевича не стало, Юре передали, что тот оставил ему свою библиотеку. Внук тут же помчался ее забирать, сожалея, что не заказал машину. А приехав, обнаружил, что библиотека человека, всю жизнь проработавшего с книгами, состояла из более чем скромной стопки: восьмитомника «Тысячи и одной ночи», «Декамерона» и первого после долгого перерыва, 1955 года издания, бирюзового томика Есенина. Но и эти книги представляли для Юры великую ценность: все они в те времена входили в разряд остродефицитных.