И такой шанс представился – раньше, чем он ожидал.

Через несколько дней после того, как Пегги ушла в отпуск, старшая медсестра Кларк в отличном настроении встретила Финлея в больнице.

– В следующую субботу они устраивают благотворительный праздник в Данхилле, – объявила она. – Мистер Ангус предоставил для этого свое поместье. Прелестное там у них местечко. А деньги пойдут на больницу. Разве это не великолепно? Медсестра Ангус все устроила.

При одном упоминании имени Пегги и мысли, что он может увидеть ее на празднике, у Финлея участился пульс.

– Отлично, – сказал он старшей медсестре, постаравшись, чтобы это прозвучало нейтрально. – Вы там будете?

– Несомненно, – энергично кивнув, подтвердила та. – И я рассчитываю, что вы меня подвезете, доктор.

Финлей в сомнении покачал головой.

– Вряд ли там захотят меня видеть, – ответил он, надеясь, что ему возразят. – На той территории я точно не в фаворе.

– Чепуха! – ответила старшая медсестра. – И, кроме того, это ваша обязанность – быть там, ведь речь идет о благотворительности для больницы.

Словно нехотя, Финлей улыбнулся:

– Ну что ж, раз так, то не стану отрицать, что я бы поехал.

С этого момента Финлей жил в предвкушении предстоящего мероприятия.

На следующий день, вернувшись домой, он обнаружил там письмо от старого Джона Ангуса, сердечно приглашавшего его на благотворительный праздник. Финлей молча изучал приглашение. Неужели Пегги говорила о нем, Финлее, отцу? Возможно, она по-доброму отзывалась о нем.

Преисполнившись чувством восторга и ожиданием, Финлей сел за стол и быстро ответил, что с благодарностью принимает приглашение.

Похоже, само Провидение дает ему такой шанс, сказал он себе, и по мере того, как приближался день праздника, все сильнее билось его сердце. В этот день он попросит Пегги стать его женой.

Наступила суббота, ясная и солнечная, и Финлей подготовился к тому, чтобы самолично отвезти старшую медсестру в Данхилл. Но в одиннадцать часов утра на верфи произошел несчастный случай. Боб Пакстон, сын старого Джона Пакстона, мастера литейного цеха, упал с верхней палубы аргентинского судна для перевозки скота, находившегося тогда в доке номер 5, где чистят днище, и был доставлен в больницу с серьезными внутренними повреждениями и скрытым кровоизлиянием.

Финлей, давний друг семьи Пакстон, отправился к Бобу, и состояние парня вызвало у него серьезные опасения. Настолько серьезные, что он счел невозможным надолго оставить пострадавшего без присмотра и, нахмурившись, дал понять старшей медсестре Кларк, что ему ехать в Данхилл нежелательно.

– Я боюсь, что это кровоизлияние, – добавил он. – Думаю, нам придется сделать переливание крови.

Старшая медсестра тут же взмахнула руками:

– Не стоит так торопиться, доктор. К тому же вам все равно не сделать это до сегодняшнего вечера.

Она была полностью готова к поездке и отказывалась принимать то, что могло помешать приятному времяпрепровождению.

Финлей колебался. Он тоже всей душой хотел поехать в Данхилл, но чувство долга в нем восставало против самой мысли бросить пострадавшего в такой критической ситуации.

Он отложил принятие решения до тех пор, пока еще раз не осмотрит своего пациента, и потому в два часа снова вернулся в больницу.

На сей раз он констатировал, что состояние парня более обнадеживающее. Боб пришел в себя и, хотя был очень бледен от внутреннего кровотечения, решительно заявил, что он в порядке.

Это и сняло вопрос, как поступить, тем более что старшая медсестра умоляла Финлея ехать. Он поручил медсестре Коттер, которая оставалась на дежурстве, следить за состоянием больного. Сам же пообещал непременно вернуться ровно в шесть.

Итак, сразу после двух часов дня старшая медсестра и Финлей отправились в путь. День был великолепный, поездка оказалась приятной, и тревожная озабоченность, с которой они покинули больничную палату, вскоре развеялась.

В конце концов, не мог же Финлей весь день напролет просиживать у постели пациента. Такой суровой службы нельзя требовать ни от одного человека.

Им было еще далеко до Данхилла, а Финлей уже уносился в мыслях вперед, к встрече с Пегги.

К трем часам они прибыли в Данхилл. Поместье Ангуса располагалось в красивом месте, к нему вела длинная извилистая дорога, с кустами рододендрона по обочинам и сторожкой у ворот.

Сам дом был построен из превосходного белого песчаника в баронском стиле[10], с внушительными башенками и высокой зубчатой крышей.

Территория вокруг него была не менее хороша – залитая солнечным светом, в ярких пятнах цветов.

На лужайках с коротко подстриженной травой расположились ларьки, палатки и шатры, возле которых радостно толпился народ, получая удовольствие от разных зрелищ, как всегда сопровождавших местные благотворительные праздники. Здесь, например, можно было купить что-нибудь из рукоделия, домашнюю выпечку, конфеты и мармелад.

На различных аттракционах и конкурсах разыгрывались призы; одним из них был, в частности, превосходный сыр, который полагался счастливчику, правильно угадавшему его вес.

Посреди всего этого стоял большой шатер, где подавали мороженое и чай.

В начале подъездной аллеи Финлей сдал лошадь и двуколку ожидавшему его конюху и в сопровождении солидной, чрезвычайно взволнованной старшей медсестры направился к лужайке перед домом.

Еще не дойдя до нее, они увидели Пегги, и у Финлея замерло сердце. Он помнил ее лишь в униформе медсестры и в простом теннисном платье, но сейчас на ней был прелестный наряд из муслина в цветочек и шляпка с большими полями, из-под которых вокруг белой шеи вились локоны ее прекрасных волос.

Слегка раскрасневшаяся от солнца, радостная и беззаботная, она была с семьей и друзьями.

Обернувшись, она увидела Финлея и старшую медсестру Кларк, тотчас подошла и, обменявшись рукопожатием, представила их отцу, матери и младшему брату Иэну.

Затем, похоже не без легкого смущения, она повернулась и представила их молодому человеку, стоявшему рядом с ней.

Он и в самом деле выглядел весьма представительно: лет двадцати семи, красивый, стройный, с карими глазами и коротко подстриженными усами. Звали его Дик Фостер.

Совершенно ошеломленный, Финлей уставился на незнакомого и неожиданно появившегося Фостера с дурным предчувствием и с трудом ответил на непринужденное приветствие. Неловкость доктора, по-видимому, осталась незамеченной, хотя Фостер был экспертом в светском общении.