— Тот, кто советует тебе заткнуться.

Моряк было осклабился, но что-то в облике Маркуса его остановило, он побагровел и уселся спиной к обоим друзьям. Капитан глянул на Ярдема.

— Мы оба знаем: фургон будет притягивать к себе клинки и кровь, — тихо сказал он. — Столько ценностей одной кучей — тут без убийств не обойдется. И ты мне говоришь, что вмешаться в это — стоящее дело?

— Нет, сэр. Дурацкое и безрассудное. Только вы бы за него точно взялись.

Маркус потряс головой. Где-то в закоулках памяти Мериам, охваченная пламенем, тянула к нему ладони — он поднимал слабеющее тело, слышал запах паленых волос и сожженной кожи. Чувствовал, как она обмякает у него в руках. Думал, что она наконец спасена, потом вдруг понимал, отчего так безвольно она поникла. Он толком даже не знал, что из этого память, а что — сны.

Китрин бель-Саркур. Маркус представил себе ее фургон и на месте возницы — старика-первокровного, везшего оловянную руду. Или караванщика с женой. Или мастера Кита и Опал. Кого угодно, кроме самой девушки.

Он прикрыл веки пальцами и тер до тех пор, пока не заплясали в глазах цветные круги. Тихо шелестели волны, в холодном воздухе таял острый запах сидра из кружки. Маркус пробормотал ругательство.

— Найти ее, сэр?

— Да, будем искать, — кивнул капитан, бросая на стол монету. — Пока с ней чего-нибудь не стряслось.

Отряжая Гедера на поиски ценного каравана, Клинн не надеялся, что толстяк и вправду нападет на след, поэтому когда Гедер возвратился ни с чем, никому не пришло в голову заподозрить его во лжи. Въехав с солдатами в город, Гедер отчитался о неуспехе и вернулся к прежним немногочисленным повинностям: обеспечивать взимание налогов, арестовывать приверженцев прежнего режима и всячески притеснять жителей Ванайев от имени Клинна.

— Я не могу столько уплатить, — взмолился старик тимзин, увидев сумму налога. — Герцог взял с нас подать еще до войны! Два раза! А теперь и вы хотите столько же?

— Не я, — ответил Гедер.

— Но ко мне-то пришли вы!

Лавчонка, ютящаяся на темной улице, была сплошь завалена лоскутами кожи, у затянутого промасленным холстом окна стоял бронзовый манекен, задрапированный в мягкий черный плащ, — судя по запаху, кожу для него выделали совсем недавно. Тонкий плащ не защитил бы в бою: кожа была чуть плотнее обычной ткани, но явно уступала в прочности стеганому полотнищу. Зато при дворе такая вещь вызвала бы завистливые взгляды.

— Вам нравится? — спросил тимзин.

— Что вы сказали?

— Плащ. Его заказал смотритель каналов, который сгинул как раз в ночь перед освобождением. — Тимзин, подчеркнув последнее слово, приподнял чешуйчатой рукой приказ об уплате налога. — Перед освобождением города войсками благородной империи. Плащ не закончен, но у меня еще есть такая кожа, я могу перекроить его на вашу фигуру.

Гедер облизнул губы. Невозможно. Вдруг кто-то спросит, где он взял плащ? Придется сознаться. Или выдумать объяснение. Можно сказать, что добыл плащ по дешевке — например, на юге, пока патрулировал дороги по приказу Клинна. Или при обыске купил у караванщика какого-нибудь обоза.

— Вы и вправду можете его перекроить?

Тимзин с удовольствием расцвел наглой улыбкой.

— А вы можете это потерять? — кивнул он на бумагу.

Гедера на мгновение настиг отголосок радости, обуявшей его в тот день, когда он скакал прочь от контрабандистов, везя за пазухой драгоценности. Потерять одно налоговое извещение. Что с того Клинну — чуть меньше золота в сундуке и чуть меньше бравады в отчетах, отсылаемых в Кемниполь. Зато кожевник продержится еще год: стоило бы ему просто попросить о милости — и Гедер с легкостью «потерял» бы бумагу, даже без всяких новых плащей.

А кроме того, двадцать серебряных монет, не полученные Клинном, по сравнению с потерей каравана — дождинка в океане.

— Отбирать у честного человека право трудиться никому не выгодно, — изрек Гедер. — Я думаю, все можно уладить.

— Тогда встаньте на табурет. Я посмотрю, как лучше уложить драпировку на вашей фигуре.

Зима в Ванайях выдалась сухой. Тонкий лед и темная, почти неподвижная вода в каналах стояли на целый локоть ниже меток, показывающих высший уровень воды. Палые листья кружились у подножия стен, в садах и парках торчали голые стволы деревьев. Сосульки, свисающие с деревянных крыш, все больше истончались, новый снег так и не выпадал. Дни веяли холодом, ночи несли мороз. Оттепели, плеск весенних ручьев, пробуждение жизни — все придет только с весной, теперь же везде царили то ли сон, то ли смерть.

Вернувшись после истории с караваном, Гедер заперся дома, вытащил тканый кошель, купленный в Гилее, и высыпал драгоценности на постель. Мерцающие в тусклом свете камни и украшения, способные обеспечить Гедеру пристойную жизнь в Ванайях, таили в себе угрозу. Пытаться их здесь продать — значит рисковать тем, что камень или изделие кто-нибудь узнает. А если Клинн или кто-то из его фаворитов заметит, что у Гедера появились деньги, тогда и вовсе жди беды.

Поэтому он послал оруженосца продать только самые неприметные камни — три круглых граната и алмаз в простой серебряной оправе. В кошеле, принесенном оруженосцем, звякало серебро, бронза и медь, там же блестели два тонких золотых диска — податливых, хоть сгибай пальцами. Для Гедера — целое состояние. И сейчас, собираясь вечером по давно задуманному делу, он переложил часть монет в сумку, где уже лежала книга.

Академия выходила окнами на узкую площадь. В лучшие дни сюда приводили детей низших дворян и богатых купцов — нанять учителей, записаться на занятия. Резная дубовая арка вела в галерею, хранящую имена ученых и священников, которые читали здесь лекции в течение полутора веков со дня основания академии. Пахло воском и сандаловым деревом; в солнечных лучах, просеянных сквозь высокие горизонтальные окна, посверкивали зависшие в воздухе пылинки. Где-то рядом звучный мужской голос декламировал стихи. Гедер глубоко вдохнул здешний воздух.

Сзади послышались шаги. Служитель — хрупкий южнец с огромными черными глазами, заслонявшими пол-лица, — держался с боязливым почтением.

— Чем могу служить, милорд? Вам… вы что-то хотели?

— Мне нужна ученая консультация. Оруженосец сказал, что лучше всего идти в академию.

Южнец моргнул.

— Я… То есть, милорд… — Служитель запнулся и через миг взял себя в руки. — В самом деле?!

— Да.

— Вы пришли не с арестом? И не за податью?

— Нет.

— В таком случае, милорд, позвольте вам помочь. Не угодно ли пройти вот сюда?

В небольшой комнате сбоку от входного зала Гедер присел на деревянную скамью, за десятилетия истертую до гладкости. Голос, читавший стихи, звучал здесь тише, так что слов было не разобрать. Ослабив пояс, Гедер поерзал на сиденье, вспоминая, как ждал некогда собственных учителей, и отмахнулся от невесть откуда всплывшей боязни не ответить урок.