Снимаю колготки.

Куда подевалась Уна?

Она вдруг выныривает посреди пруда, как маленькое Лохнесское чудовище, и плывет быстро и изящно, словно угорь. Я осторожно дотрагиваюсь ногой до воды.

– Ледяная, – выдыхаю я в тишину, не рассчитывая на ответ.

«То, что дорого, легко не дается», – любит повторять мама. Эти слова не всегда соответствуют истине и вряд ли относятся к купанию в пруду зимней ночью. Но я шепчу их под нос и ощущаю прилив храбрости. Шаг вперед, еще один…

Будь смелой, будь смелой, но не слишком.

Наконец я погружаюсь в воду. Кожа мгновенно покрывается мурашками, зубы отбивают дробь. Я дрыгаю ногами и, крепко зажмурившись, плыву.

Внезапно Уна оказывается рядом. Хватает мои руки и обвивает вокруг своей шеи. Она сильнее, чем я думала. Уна плывет, увлекая меня за собой. Я прижимаюсь грудью к ее спине, чувствую уверенные движения ее ног. Надежность ее тела в темной воде.

Чувствую, как Уна улыбается. И надеюсь, что мою улыбку она тоже чувствует.

Она тянет меня вниз.

Кэтлин жутко злится из-за того, что я посмела уйти. Ну конечно! Мир ведь вращается вокруг Кэтлин. Прежде чем что-то сделать, я непременно должна с ней посоветоваться, иначе Вселенная обратится в пыль. Так уж повелось. И глупо с моей стороны раскачивать лодку, самостоятельно принимая решения. Я все понимаю, но считаю, что Кэтлин не права.

– Тебя даже не было с нами, ты весь вечер трахалась с Лоном, – напоминаю я.

– Не весь вечер. Я спустилась, когда ты ушла, – замечает Кэтлин, вся бледная и напряженная. Она тщательно выговаривает каждое слово, чтобы дать мне понять, кто здесь оплот спокойствия и рассудительности.

– То есть это нормально, когда ты меня бросаешь ради Лона, а мне с Уной уйти нельзя? – Я понимаю, что ответ кроется в вопросе, но не задать его не могу.

Кэтлин награждает меня сердитым взглядом и принимается протирать крышку старого дорожного сундука. Из-за пыли он сперва показался нам бледно-серым, хотя был черным. Мама попросила навести порядок в комнатах, которыми никто не пользуется. Хочет сделать сюрприз Брайану, когда тот вернется из очередной рабочей поездки. Как будто нам мало секретов. Интересно, что расскажет мне Брайн, если нам все-таки удастся поговорить? Может, мама уже что-то знает? Я прыскаю чистящим средством на старое зеркало, на прожилки и пятна древнего гниющего стекла. Ловлю отражение Кэтлин. Она сидит на пыльной оттоманке и ждет чего-то. Я тоже чего-то жду.

Я не могу объяснить сестре, чем занималась вчера. Я словно утратила голос. И сама не знаю, чего хочу. Но точно хочу Уну.

Когда мы возвращались в «У Донохью», в небе светила полная луна. Мы шли молча, мы вообще не сказали друг другу ни слова с тех пор, как вылезли из воды. Но мы держались за руки, и воздух был словно наэлектризован. Я ощущала расстояние между нашими телами так, будто ее тело – продолжение моего. Фантомная конечность.

В пабе Уна мою руку отпустила.

Кэтлин ждала меня, кипя от злости, остальные наводили порядок в зале и тихо переговаривались. Фиакра и Кэтал сливали остатки пива из банок, прежде чем отправить их в мусорное ведро. Чарли мыла стаканы. Лейла протирала столы. «Какие они хорошие, – подумала я. – Напились, а все равно за собой убирают». Стоявший за барной стойкой угрюмый мужчина куда-то пропал.

– Я уже сто раз тебе звонила! – закричала при виде меня Кэтлин. Ее возмущение было отчасти наигранным: она хотела произвести впечатление на собравшуюся в пабе публику, но в первую очередь на Лона. – Маму ищет тебя на дороге. Я решила, что ты пропала, как те девушки.

Я посмотрела ей в глаза.

Хелен Гроарк.

Аманда Шейл.

Нора Джинн.

Бриджит Ора.

Их призраки промелькнули перед нами, и Кэтлин уже было кинулась меня обнять, но Лон притянул ее к себе. А потом перехватил мой взгляд и улыбнулся. Я почувствовала в нем что-то темное. По спине пробежал холодок.

Ее звали Хелен.

– Нехорошо так пугать сестру, Мэдлин. – Лон укоризненно покачал головой.

Кажется, он возомнил себя моим отцом.

– Ты что-то сказал, Лон? – Я постаралась в точности скопировать интонацию, с которой произносила его имя Маму. А подумала: «Я тебя насквозь вижу».

Тем временем Уна помогала Чарли складывать банки из-под пива в мусорный пакет.

– Где ты была? – спросила Кэтлин.

Я не ответила. Наверное, ждала, что Уна скажет: «Мэдлин была со мной. Это я ее увела». Или что-то в этом духе.

А потом с улицы донесся сигнал автомобиля.

За нами приехали.

Красная машина Маму мчалась через лес, и фары были единственным источником света в кромешной ночной темноте. Я снова и снова проигрывала в памяти то, что случилось на пруду. Что это значило. Что это могло значить. И что это значить не могло.

– Не спросите, где она была? – невинно поинтересовалась Кэтлин.

– Нет. Я ей не нянька, – отозвалась Маму.

Наши взгляды снова пересеклись в зеркале заднего вида: темно-серые глаза против зеленых.

Но не отказалась бы ею стать.

Дома мы молча разошлись по комнатам.

Знаю, Кэтлин считает, что я ее предала.

А меня предали собственные чувства.

Когда мы уходили, Уна даже не оглянулась.

Я не понимаю, чего она хочет. И мне от этого больно.

Если я расскажу о ней Кэтлин, сестра простит меня. Признает, что мои переживания важнее ее обиды. Но молчание затягивается.

И пропасть между нами растет.

«Втрескалась» – слишком грубое слово, но именно это со мной и случилось.

Я втрескалась в Уну, и мой мир трещит по швам.

Почему она так повела себя, когда мы вернулись? Я чувствую, как глаза наполняются слезами и тяжелые капли падают на пол чердака, сбитый из крепких сосновых досок.

Я думаю о Маму, всех ее баночках и бутылках. О людях, которые идут к ней со своими проблемами. Интересно, есть ли у Маму средство, которое поможет мне? Зелье, способное привлечь и удержать Уну? Я хочу, чтобы ее голова уютно лежала у меня на сгибе локтя. Хочу прижиматься к ней бедрами и животом. Хочу, чтобы ее кожа приникала к моей. Хочу засыпать и просыпаться рядом. Хочу, хочу, хочу…