— Спокойно, молодой петушок! — засмеялся Левасёр,но его смех не сулил ничего приятного.

— Подумай, сестра, — говорил Анри, — погляди,к чему привела тебя глупость! Несколько человек уже погибло по милости этогочудовища. Ты не отдаёшь себе отчёта в своих поступках. Неужели ты можешь веритьэтому псу, родившемуся в канаве и выросшему среди воров и убийц?..

Он мог добавить ещё кое-что, но Левасёр ударил юношу кулакомв лицо. Как и многие другие, он очень мало интересовался правдой о себе.

Мадемуазель д'Ожерон подавила готовый вырваться у неё крик,а её брат, шатаясь от удара, с рассечённой губой, прислонился к переборке. Нодух его не был сломлен; он искал глазами взгляд сестры, и на бледном его лицепоявилась ироническая улыбка.

— Смотри, — спокойно заметил д'Ожерон. —Любуйся его благородством. Он бьёт человека, у которого связаны руки.

Простые слова, произнесённые тоном крайнего презрения,разбудили в Левасёре гнев, всегда дремавший в несдержанном, вспыльчивомфранцузе.

— А что бы ты сделал, щенок, если бы тебе развязалируки? — И, схватив пленника за ворот камзола, он неистово начал еготрясти. — Отвечай мне! Что бы ты сделал, пустозвон, мерзавец,подлец… — И вслед за этим хлынул поток слов, значения которых мадемуазельд'Ожерон не знала, но всё же могла понять их грязный и гнусный смысл.

Она смертельно побледнела и вскрикнула от ужаса.Опомнившись, Левасёр распахнул дверь и вышвырнул её брата из каюты.

— Бросьте этого мерзавца в трюм! — проревел он,захлопывая дверь.

Взяв себя в руки, Левасёр, заискивающе улыбаясь, повернулсяк девушке. Но бледное лицо её окаменело. До этой минуты она приписывала своемугерою несуществующие добродетели; сейчас же всё, что она увидела, наполнило еёдушу смятением. Вспомнив, как он зверски убил голландского капитана, она сразуже убедилась в справедливости слов, сказанных её братом об этом человеке, и налице её отразились ужас и отвращение.

— Ну, что ты, моя дорогая? Что с тобой? — говорилЛевасёр, приближаясь к ней.

Сердце девушки болезненно сжалось. Продолжая улыбаться, онподошёл к ней и с силой притянул её к себе.

— Нет… нет!.. — задыхаясь, закричала она.

— Да, да! — передразнивая её, смеялся Левасёр.

Эта насмешка показалась ей ужаснее всего. Он грубо тащил еёк себе, умышленно причиняя боль. Отчаянно сопротивляясь, девушка пыталасьвырваться из его объятий, но он, рассвирепев, насильно поцеловал её, и с еголица слетели последние остатки маски героя.

— Глупышка, — сказал он. — Именно глупышка,как назвал тебя твой брат. Не забывай, что ты здесь по своей воле. Со мнойиграть нельзя! Ты знала, на что шла, поэтому будь благоразумна, моякошечка! — И он поцеловал её снова, но на сей раз чуть ли не с презрениеми, отшвырнув в сторону, добавил: — Чтоб я больше не видел таких сердитыхвзглядов, а то тебе придётся пожалеть об этом!

Кто-то постучал в дверь каюты. Левасёр открыл её и увиделперед собой Каузака. Лицо бретонца было мрачно. Он пришёл доложить, что вкорпусе корабля, повреждённого голландским ядром, обнаружена течь.Встревоженный Левасёр отправился вместе с ним осмотреть повреждение. Покастояла тихая погода, пробоина не представляла опасности, но даже небольшойшторм сразу же мог изменить положение. Пришлось спустить за борт матроса, чтобыон прикрыл пробоину парусиной, и привести в действие помпы…

Наконец на горизонте показалось длинное низкое облако, иКаузак объяснил, что это самый северный остров из группы Виргинских островов.

— Надо поскорей дойти туда, — сказалЛевасёр. — Там мы отстоимся и починим «Ла Фудр». Я не доверяю этойудушливой жаре. Нас может захватить шторм…

— Шторм или кое-что похуже, — буркнулКаузак. — Ты видишь? — И он указал рукой через плечо Левасёра.

Капитан обернулся, и у него перехватило дыхание. Не дальшекак в пяти милях он увидел два больших корабля, направлявшихся к ним.

— Чёрт бы их побрал! — выругался он.

— А вдруг они вздумают нас преследовать? — спросилКаузак.

— Мы будем драться, — решительно сказалЛевасёр. — Готовы мы к этому или нет — всё равно.

— Смелость отчаяния, — сказал Каузак, не скрываясвоего презрения, и, чтобы ещё больше подчеркнуть его, плюнул на палубу. —Вот что случается, когда в море выходит изнывающий от любви идиот! Надо взятьсебя в руки, капитан! Из этой дурацкой истории с голландцем мы так просто невыкрутимся.

С этой минуты из головы Левасёра вылетели все мысли,связанные с мадемуазель д'Ожерон. Он ходил по палубе, нетерпеливо поглядывая тона далёкую сушу, то на медленно, но неумолимо приближавшиеся корабли. Искатьспасения в открытом море было бесполезно, а при наличии течи в его корабле инебезопасно. Он понимал, что драки не миновать. Уже к вечеру, находясь в трёхмилях от побережья и намереваясь отдать приказ готовиться к бою, Левасёр чутьне упал в обморок от радости, услыхав голос матроса с наблюдательного поста намачте.

— Один из двух кораблей — «Арабелла», —доложил тот. — А другой, наверно, трофейный.

Однако это приятное сообщение не обрадовало Каузака.

— Час от часу не легче! — проворчал онмрачно. — А что скажет Блад по поводу нашего голландца?

— Пусть говорит всё, что ему угодно! — засмеялсяЛевасёр, всё ещё находясь под впечатлением огромного облегчения, испытанногоим.

— А как быть с детьми губернатора Тортуги?

— Он не должен о них знать.

— Но в конце концов он же узнает.

— Да, но к тому времени, чёрт возьми, всё будет впорядке, так как я договорюсь с губернатором. У меня есть средство заставитьд'Ожерона договориться со мной.

Вскоре четыре корабля бросили якоря у северного берегаВихрен Магра. Это был лишённый растительности, безводный, крохотный и узкийостровок длиной в двенадцать миль и шириной в три мили, населённый толькоптицами и черепахами. В южной части острова было много соляных прудов. Левасёр приказалспустить лодку и в сопровождении Каузака и двух своих офицеров прибыл на«Арабеллу».

— Наша недолгая разлука оказалась, как я вижу, весьмаприбыльной, — приветствовал Левасёра капитан Блад, направляясь с ним всвою большую каюту для подведения итогов.

«Арабелле» удалось захватить «Сантьяго» — большойиспанский двадцатишестипушечный корабль из Пуэрто-Рико, который вёз 120 тоннкакао, 40 тысяч песо и различные ценности стоимостью в 10 тысяч песо. Две пятыхэтой богатой добычи, согласно заключённому договору, принадлежали Левасёру иего команде. Деньги и ценности были тут же поделены, а какао решили продать наострове Тортуга.