Вик вздохнул. Мы стояли перед домом уже больше пяти минут, аспорили об этом с тех пор, как вышли из закусочной. Оросители на большойзеленой лужайке успели сменить три различных скоростных режима.

— Мы оказались в неудобном положении, — произнес Вик.

— Жаль, что не я это озвучил, — заметил Ранульф.

— Не только тебе здесь тесно, ясно? — раздраженно бросилЛукас.

— Сказано совсем не об этом, — ответил Ранульф.

— Ну давайте, продолжайте, — отозвалась я. Никто из них немог заставить меня передумать.

Но тут Ранульф встрепенулся:

— А разве ты не носишь тот обсидиановый кулон?

Я коснулась антикварного кулона, который родители подарилимне на прошлое Рождество. Обсидиановый, в форме слезы, он висел на медной,давно позеленевшей цепочке. В то время я решила, что кулон — это простоподарок, отражающий мой интерес к винтажным вещам. Но позже миссис Бетаниобъяснила мне, что обсидиан — один из многих минералов, отпугивающих призраков.

Другими словами, он меня оберегал. После того как онарассказала об этом, я никогда не снимала кулон, даже принимая душ, но почтизабыла о таком его свойстве.

— Обсидиан дает мне некоторую защиту, — согласилась я, — нонеизвестно, насколько надежную и надолго ли.

— Да клянусь, это привидение — вовсе не злодейкакакая-нибудь, — сказал Вик. — Она удивительная. Ну то есть я думаю, что этоона.

— Ты с ним разговаривал? Общался хоть как-то? — спросилЛукас.

— Не совсем разговаривал, но...

— Так откуда ты знаешь, что оно «удивительное»?

— Оттуда же, откуда знаю, что надо мной насмехаются, —прищурился Вик. — Просто чувствую.

Мне все еще хотелось сказать Вику, чтобы он завел машину иотвез нас с Лукасом в отель, но я понимала, что мы сможем позволить себепробыть там совсем недолго. Вик одолжил бы нам столько денег, сколькотребуется, но я не хотела влезать в большие долги. Чтобы протянуть до серединыавгуста, нам пришлось бы просить несколько тысяч.

Все еще сжимая в руке кулон, я сказала:

— Я вхожу.

— Бьянка, не надо! — Кажется, Лукас пришел в бешенство, но яположила ладонь ему на руку, чтобы успокоить.

— Вы с Ранульфом подождите здесь. Если услышите крики илиувидите, что на окнах появился иней...

— Мне это не нравится, — буркнул Лукас.

— Я сказала «если», понятно? — Приняв решение, я уже нежелала сидеть и разглагольствовать;

я решила я хотела поскорее покончить с этим. — Если такоеслучится, вы, ребята, придете мне на помощь. Мы с Виком пойдем в дом вдвоем.Если что-то случится, мы там просто не останемся.

Несмотря на недовольный вид, Лукас кивнул. Вик выбрался измашины, не открывая дверцы. Я тоже вышла и услышала, как Ранульф вытянул ноги(коленки у него хрустнули) и с облегчением выдохнул.

Родители Вика куда-то ушли, так что в доме было пусто. Онвыглядел шикарно, словно со страницы журнала. Холл выложен зеленым мрамором, спотолка тридцати футов высотой свисала небольшая люстра. Пахло полировкой длямебели и апельсинами. Мы поднялись по центральной лестнице, широкой, белой ипологой. Я легко представила себе Джинджер Роджерс,[6] в танце спускающуюся по этимступеням в платье из страусиных перьев. Вне всяких сомнений, кинозвездаподходила к этому дому куда больше, чем я в своем дешевом летнем платьице.

Конечно, внешне Вик тоже сюда никак не вписывался, хоть этобыл его дом. Может, его беззаботное дурачество — просто своего рода бунт противбезупречного порядка, установленного родителями?

— Она показывается только на чердаке, — сообщил Вик, когдамы зашагали по паркету длинных коридоров верхнего этажа. Картины, висевшие настенах, выглядели старинными. — Я думаю, это ее особое место.

— Ты действительно ее видел?

— Ты имеешь в виду какую-нибудь фигуру в простыне или что-тов этом роде? Не-а. Просто становится понятно, что она рядом. А время отвремени... Ладно, просто проверим. Не хочу тебя обнадеживать.

Пока я надеялась только на одно: что призрак не заморозитменя насмерть. Мысленно благодаря родителей за кулон, я смотрела, как Викоткрывает дверь на чердачную лестницу и начинает карабкаться вверх. Прежде чемпоследовать за ним, я сделала несколько глубоких вдохов.

Чердак Вудсонов представлял собой единственное захламленноеместо в доме. Впрочем, решила я, хлам тут определенно лучше, чем на другихчердаках. На пыльном, широченном, как кровать, столе, которому было на вид летсто, стояла большая бело-голубая китайская ваза. На портновский манекен наделиблузку из пожелтевших кружев и старую дамскую шляпку с перьями. Персидскийковер под ногами казался настоящим, по крайней мере на мой непросвещенныйвзгляд. И хотя в воздухе пахло плесенью, это был приятный запах, как от старыхкниг.

— Мне тут нравится, — сказал Вик, с лицом более серьезным,чем обычно. — Наверное, это мое самое любимое место во всем доме.

— Здесь уютно.

— Ты ощутила, да? Я улыбнулась.

— Ну ладно, давай сядем и подождем, вдруг она появится?

Скрестив ноги, мы уселись на персидский ковер и стали ждать.Я чутко реагировала на каждый скрип и то и дело обеспокоенно оглядывалась намаленькое окошко за портновским манекеном. Пока оно не замерзло.

— Я дам деньги тебе, а не Лукасу, — произнес Вик, поигрываяшнурками кед. — У меня сейчас около шестисот долларов, и ты заберешь их все.Обычно бывает больше, но я как раз купил новый «стратокастер». — Он опустил голову.— Я чувствую себя таким дураком: выкинул огромную сумму на гитару, на которой ииграть-то толком не умею. Если бы я знал, что вам, ребята, понадобятся этиденьги...

— Ну ты же не мог этого знать. Кроме того, деньги твои, и тывправе тратить их, на что хочешь. Очень мило с твоей стороны, что ты готов снами поделиться. — Я нахмурилась, мгновенно забыв, что жду привидение. — Нопочему мне, а не Лукасу?

— Потому что Лукас запросто может отказаться и взять сотню,не больше. Иногда он слишком горд, чтобы признать, что нуждается в помощи.

— Мы не гордые. — Я смущенно вспомнила, как мы перелезаличерез турникет в метро. — Мы для этого слишком сильно влипли.

— Лукас всегда будет размахивать своей гордостью как флагом.Всегда. Ты человек более разумный.

Мои губы дрогнули.

— Жаль, что я не смогу передать ему это.

— Он и сам знает, — ответил Вик. — Вы двое составляетеотличную команду.

Я вспомнила предыдущую ночь, почувствовала, как краснею, инегромко произнесла: