– Почему в прошедшем времени? – поинтересовался Эндрю.

– Потому, что он оказался элементарным трусом и козлом, – уверенно ответила Вася, как будто ответ уже давно был готов и лишь лежал на полке в ожидании своего часа.

– Приезжай в Москву, – неожиданно предложил Эндрю, – я тебе помогу, попробуешь сделать что-то сама, по-настоящему сама, ведь ты и правда уникальная. Знаешь, после того, как сделаешь что-то стоящее сам, душа начинает жить по-другому, ты почувствуешь это даже физически, я знаю, я проверял.

Вася долго смотрела на этого странного очкарика со смешной чёлкой, словно взвешивая все «за» и «против», словно на самом деле обдумывая его странное и нелепое предложение. Глупость какая, разве уходят с такой должности, разве уезжают от такой зарплаты? Конечно, нет, но ей почему-то до скрипа зубов захотелось принять это нелепое предложение.

– Сколько в Солнечной системе звёзд? – неожиданно спросила Вася.

Эндрю сразу понял, что это проверочный вопрос, и поэтому очень серьёзно ответил:

– Нам, Василиса, с тобой светит лишь одна звезда, как пел великий Цой, звезда по имени Солнце.

– Дорогая Матильда, – услышала Мотя, собираясь подняться в спальню Эммы, туда, где она и оставила два часа назад доктора.

Сердце по-прежнему терзала несправедливость и жалость о потерянном, скорее всего навсегда, кольце, но палец болел уже нестерпимо. Поэтому с печалью в сердце, но она всё же направилась на поиски доктора.

– Матильда, – мужской голос ещё громче позвал её.

Мотя перегнулась через перила коридора и увидела внизу в гостиной Константина, он сидел на диване и курил трубку.

– Здрасти, Костя, – крикнула сверху ему Мотя.

– Вам не кажется, что вы поступаете некрасиво? Доктор уже должен ехать на другие вызовы, а он сидит и ждёт, пока вы соизволите вернуть ему его верхнюю одежду, – Константин был зол, от этого странно скривил свои губы, показывая своё презрение к ней.

Мотя совсем забыла про куртку врача «Скорой помощи», которую взяла в заложники.

– Ёшь твою клёшь, – высказалась она, немного покосив образ дамы из высшего общества.

Не став дальше выслушивать нравоучения Константина, который забыл, что он не в институте, и всё ещё продолжал отчитывать Матильду, она побежала в комнату Эммы. Ворвавшись туда без стука, она застала странную картину: Эмма и доктор играли в карты. Увидев Мотю, хозяйка комнаты, не стесняясь, с облегчением вздохнула.

– Ну вот, пришла ваша похитительница одежд.

– Эмма, а вы знаете, что вы надуваете губы точь-в-точь как Константин, – поразилась Матильда, вглядываясь в лицо женщины.

Та лишь тяжело вздохнула, видимо, до сих пор плохо себя чувствовала, потому что её руки дрожали, чтоб это не бросалось так сильно в глаза, она сцепила их на груди.

На столе стояли две кружки с чаем и ваза с аппетитным печеньем.

– Чаёвничаете? – позавидовала Мотя. – А я вот во рту сегодня ничего не держала.

Схватив из вазочки печенье, она восхитилась:

– Печенье просто пальчики оближешь, а вот вы, доктор, – Мотя обратилась к врачу, – зря пьёте такой крепкий чай, – она указала на три нитки с этикетками чая, которые болтались из его кружки, – вы же врач и должны знать, что это нагрузка на сердце.

Доктор ничего не ответил, только нервно крутил кольцо на своём пальце.

– А вообще у меня уважительная причина, – беспечно продолжала Матильда, – мы с Лёшиком ходили проведать вдовца, – решила оправдаться Мотя, чтоб её так сильно не ругали, дело действительно уже шло к вечеру, и с доктором получилось прескверно.

Услышав последнее слово, Эмма тихо заплакала, она сама всю жизнь носила это страшное определение, именно она понимала Виктора как никто другой. Эмму, конечно, было жалко, но доктора тоже необходимо было отпускать, поэтому Мотя решила, пусть та поплачет пока, а они быстренько сделают перевязку.

– Вот, доктор, – показала она ему свой средний палец, – действуйте.

Мужчина посмотрел на Эмму, затем на неприличный жест Моти, растерянно сказал:

– А у меня ничего для этого нет.

– Ничего, – успокоила его девушка, – у меня всё есть, сейчас принесу.

Мотя прекрасно понимала, что её некрасивое поведение затянулось, поэтому побежала в свою комнату, благо, она находилась недалеко, на этом же этаже. Но быстро не получилось. Вбежав в неё, Мотя встала как вкопанная. Комната была разгромлена, чемоданы и Алексея, и Матильды вывернуты полностью, а вещи разбросаны по всей комнате, плюс ко всему, дамская сумочка Моти, которая была на втором месте по любви после кольца, была не просто вывернута, но ещё и порезана, казалось, что кто-то свёл с ней личные счёты. Именно сумочка вырубила Мотю психологически, а конкретно её лицевая сторона, на которой так торжественно было написано – TOMMY. Матильда не знала, что это такое, спросить у Алексея было стыдно, поэтому для себя она решила, что это имя, и ласково стала называть свою сумку – Томка. Сейчас Томку убили, жестоко и безвозвратно, от этого кровь ударила в голову и Мотя, выскочив из комнаты, заорала на весь дом.

– Томку убили, – крикнула она так громко, что, кажется, даже ветер, рвавший в этот момент море на куски, испугался и затих.

Со всех сторон выбежали люди, но быстрее всех, как ни странно, прибежал Алексей.

– Что случилось? – запыхавшись спросил он.

– Там… – обида душила Мотю, и она не могла говорить, а просто показала рукой на их комнату.

Алексей вышел из комнаты, выдохнув, и в сердцах спросил:

– Мотя, ты дура? – в этот момент он поймал себя на мысли, что испугался за эту ненормальную, да и сейчас копирует её поведение.

– Там Тому порезали, – перестав плакать, но обидевшись уже на дуру, Матильда надула губы и вытирала слёзы.

– Да, я видел, что кто-то похозяйничал в нашей комнате, но орать-то так зачем, тем более в такой день, как сегодня, – согласился Алексей и обратился уже к людям, толпившимся вокруг: – Вот мне интересно просто, кому из вас так не понравилась сумочка по имени Тома, что он решил её прирезать по законам мафии, то есть на куски?

Но вопрос утонул в молчании, все по одному подходили к комнате, заглядывали и охая расходились. Толян тоже заглянул и лишь, недоумевая, развёл руками.

– Знаешь что, Толя, иди-ка ты к хозяину и не отходи от него, – задумчиво сказал Лёша, – как бы у нас второй беды за сутки не случилось.

– Элеонора Борисовна, а вот и вы, – воскликнул Макар, спускаясь по лестнице. – Распорядитесь накрывать ужин. Мы сегодня целый день не ели, или вы забыли, что не все умерли, а остались ещё живые в этом доме. И нам приходится здесь находиться.

Экономка закусила нижнюю губу, кивнула и проворно убежала. Все были согласны с Макаром, все хотели есть, но стеснялись это произнести вслух, стеснялись нарушить траур, накрывший дом.