– Так вот, – продолжал Эндрю, – покойная последний месяц получала смс с угрозами. Вот я здесь тебе написал на листочке.

Эндрю протянул бумажку Алексею, она была исписана корявым, почти детским почерком:

– Это писала собака? – спросил Алексей, пытаясь разобрать каракули.

– Я просто отвык уже писать, гаджеты убивают почерк, – покраснел Эндрю, пытаясь оправдаться.

– Так, «ты умрёшь», «тварь, такие должны умереть» и последнее в день рождения. О, здесь уже конкретика, – рассуждал Алексей, – почему же наш блогер не пожаловался мужу? Странно.

– Я думаю, дело в первом смс, – сказал Эндрю, – оно на другой стороне.

– А вот это интересно, – усмехнулся Алексей.

– Знаешь, я внимательно изучил её инстаграм. Марго очень любила выставлять себя во сне, иногда фото, иногда видео. Так вот, ракурс – всегда одинаковый. Тут два варианта: либо она ставила телефон на запись, но это не так удобно. Скорее всего, я склоняюсь к тому, что на её ноуте стоит такая программа, и если это так, она могла записывать автоматически и ту ночь тоже. В общем, мне надо посмотреть её ноут.

– Ты знаешь, – сказал Алексей, – я попытаюсь это устроить.

В этот момент в штаб зашла Мотя, у неё на пальце красовался новый бинт, доктор всё-таки помог ей, правда, видимо, делал он это нечасто или сама личность пациентки давила на него, сделал он перевязку не очень красиво.

– Ну что? – спросили её в один голос Эндрю и Алексей.

– Ничего, – вздохнула Мотя. – Виктор по-прежнему при виде меня говорит «сгинь». Толян правда утверждает, что он просто не проспался, и предлагает подождать до утра. Я же думаю, это потому, что он Телец и очень упрямый. Плюс ко всему, охранник выдвинул версию, что его что-то смущает в моей внешности, так что мы решили, что завтра поступим хитрее. Я спрячусь за Толяна и оттуда озвучу свою просьбу.

– Гениальный план, – сказал Алексей.

– Думаешь? – спросила Мотя.

– Уверен, – поддержал её старший товарищ, еле сдерживая смех, – он обязательно сработает.

В этот момент в комнату ввалилась Зинка, именно ввалилась, потому что казалось, что ходить она не может. В жёлтом дождевике девушка встала у двери и молчала.

– Шеф, ты нас затопишь, – сказала Мотя и показала лужу, образовавшуюся вокруг Зинки. – Ты что, шла через дорогу? Её же закрыли, охрана даже врача не выпустила, он остался здесь ночевать, говорят, шторм. Кстати, про врача, – вспомнила Матильда и начала оглядываться, – он надоел мне со своей курткой – верните, верните – словно она у него «Армани» какая-нибудь. Кстати, знаете, а доктор-то наш сидел, – жалостливо сказала Мотя.

В России как-то принято жалеть сидевших, не бояться, не презирать, а именно жалеть. Только у русского народа могла родиться пословица «От тюрьмы и от суммы не зарекайся». Наверно, это потому, что у русского народа в крови память о миллионах невиновно репрессированных. Вот и Мотя объявила об этом факте с искренней жалостью к человеку.

– Он сам тебе поведал о своём тёмном прошлом? – поинтересовался Алексей. – Предполагаю, что он увидел в тебе родственную душу.

– Не, я сама догадалась, – похвасталась Матильда. – Я как-то с одним сидевшим встречалась, – сказав это, она посмотрела на него испуганно, понимая, что ляпнула лишнего, но отступать уже было некуда, поэтому Мотя продолжила: – Так вот, у него наколка в виде кольца на пальце, церковь с куполами, это тюремный обычай, но он стесняется своего прошлого, поэтому сверху у него надета золотая печатка, ей он старается прикрыть факт своего прошлого. Да и ещё он пьёт по привычке очень крепкий чай, что называется, чифирит.

– Мотя, мне стало страшно, – сказал Алексей, – а вы точно сами зону не топтали?

Пока они обменивались колкостями, Зинка сняла дождевик. Под жёлтым плащом была надета кожаная куртка, рукав у неё оторвался, молния разошлась посередине, и тоже, несмотря на дождевик, была насквозь мокрая. Вытащив из-под куртки папку в непромокаемом пакете, Зинка молча отдала документы Алексею и без сил уселась прям на пол.

– С тобой всё в порядке? – спросил он, бегло просматривая бумаги в папке. – У тебя такой вид, будто ты дралась за эти документы.

– Причём с собаками, – добавила улыбающаяся Мотя, – у тебя клок вырван, посмотри на джинсы.

Но Зинка не отвечала, она сидела и плакала, тихо, без надрыва, просто слёзы текли по щекам, словно силы кончились настолько, что даже плакать было тяжело.

– А действительно, – еле шевеля языком, сказала неожиданно Зинка, – не слишком ли дорожит доктор своим бушлатом?

Если записи вместо Эндрю на бумажке делала собака, то за бывшего следователя писал енот, ну, или таракан, у Алексея были только такие версии. Ведь не может человек писать так коряво, нет, как Эндрю, ещё, наверно, может, но как следователь, навряд ли.

Оставив Мотю и Зинку в комнате для швабр, Эндрю с Алексеем, заручившись разрешением Толяна, пошли в спальню к Марго, смотреть её компьютер. Пока, потирая свои очки и поправляя чёлку, Эндрю пыхтел за красивым новеньким ноутбуком, Алексей читал, или точнее сказать, разбирал по буквам записи следователя. Это не были документы в полном смысле этого слова. Это были девяностые, никаких компьютеров и смартфонов, поэтому следователь работал с блокнотом как с накопителем информации, над которой надо было подумать.

Странно даже, что дело так и не было раскрыто, судя по записям, следователь, видимо, человек вдумчивый. Толстая тетрадь формата А4 была исписана полностью, в ней было много схем и сносок, рассуждений и показаний. Одна страница привлекла внимание Алексея особо. Вверху по центру стояло слово «сапоги», а под ним вся страница была исписана словами, созвучными с ним. «Беги», «враги», «долги» и так слов пятьдесят. Внизу было пояснение: Виктор Дрозд вышел из машины при виде завала на дороге, Родион Ванюшкин остался в машине. Перед тем как Виктора ударили булыжником по голове, он услышал крик брата «Сапоги!», затем прозвучал выстрел, но обернуться Виктор не успел. Почему Родиона убили из пистолета, а Виктора долго забивали камнями? Почему сапоги? Или Виктор ошибся?

Алексей сидел и долго вглядывался в страницу, мысль где-то мелькала, не давая за неё зацепиться. Где-то совсем недавно он слышал разговор про сапоги, вот совсем недавно. Догадка, словно боксёр-тяжеловес, ударила его под дых. Нет, этого не может быть, разве так бывает, разве может само совершенство быть дьяволом?

– Эндрю, мне надо выйти, – сказал рассеянно Алексей, – никуда не уходи, жди меня здесь.

Словно на автомате, он подошёл к нужной двери и постучал. Эмма открыла уже в халате, но даже полностью готовая ко сну она была прекрасна, высокие скулы, распущенные чёрные волосы и грусть в глазах. Алексей решил без прелюдий и сразу задал ей вопрос в лоб:

– Эмма, за два дня до гибели ваш муж Родион подарил вам какие-то особенные сапоги, вы не могли их забыть, потому что в девяностые они были бомбой. Это правда?