– Трудно будет тем, кто попытается читать это как повествование.

– Я что, это пишу не для себя?

– Неужели ты думаешь, что мы хоть что-то делаем исключительно для себя? Тогда, как и зачем об этом узнают другие?

– Ну, хорошо. Тогда, что же должно стать окончанием этого делания?

– А вот это и есть самая что ни на есть тайна. И это, кстати, уже начало невыдуманной сказки, которую ты назвал «Бумажный посох».

И так говорили о нём «скрижали неба»

И так написал об этом поэт

И так сказывал о нём сказочник

И был он в ту пору тем, кем пока ещё не стал. И когда стал он не тем, кем был, то ни время, ни расстояния отныне не были ему преградой.

И столько имён у него было, сколько народов. И столько народов он посетил, сколько было их в мирах Яви.

И смотрел он там, где все слушали. И слушал там, где все смотрели. И говорил всюду с наимудрейшими. И спрашивал о жизни у бессмертных. И учился смерти у не живущих…

И в мирах Прави и Нави был. О том найдёте.

Свершая порученное, он обрёл искомое. И было то, непроизносимое и разбросанное. И собрал он, не смешивая. И доверил собранное бумаге, потому что пришла пора…

Уже стали люди говорить на языке птичьем и оттого летать перестали. Уже стали пахнуть травою и оттого не чуют. Безбоязненно стал каждый менять образ, по которому создан был. Обличив же своё и вовсе забыли… И не по Прави это, а значит НеПоПравимо. А значит, пришла пора…

И подумают одни, прочтя им распутанное, – запутанно как!

И спросят себе другие, прочтя обо всём, – о чём?

И третьи скажут-поправят, – не по правилам писано.

А обретшие свой посох среди хвороста твоих слов ничего не скажут, потому, как поняли иной язык. На нём же не говорят вслух.

И ТАК ГОВОРИМ ТЕБЕ ВСЕ МЫ на придуманном для утаивания языке: Ad Herculis columnas (От порога дома твоего).

Разгляди эти тексты. Найди свой посох. Может нам вместе удастся дойти до горизонта.

Чтобы ходить, необходимы цели. Чтобы странствовать, нужны вопросы. Чтобы устремляться к своим целям стремительно, – вопросы нужны хорошие. Я выбрал лучшие из тех, что жили у меня под веками глаз, и записал их на клочке тени. Затем, сделал из тёплой тени голубя и пустил его впереди себя. Получилось очень удобно, потому что теперь я шёл за своими вопросами, а значит, в нужном направлении.

• Кто, или что Я, вне времени, дела и тела?

• Кто бессмертен, тот безжизнен, – так смертны ли мы?

• Есть ли разумный создатель по имени Бог?

• Кто Он? Как выглядит? Где обитает? И кто Его создал?

• Как Он себя называет, и кто начертал Его цели?

• А какова продолжительность жизни у душ?

• Случайно ли то, что случается?

• Где сотканы судьбы, и можно ли их изменить?

• Зачем я рождён человеком на этой планете?

• В чём смысл моей жизни, и жизни вообще?

• Чем должен в итоге я стать?

• Кому и зачем это нужно, – лишь мне или всем?

• Чему можно верить, а вовсе не доверять?

• Где тот Учитель, который мне скажет, чему я его научу?

Эти простые вопросы отправили Странника в Путь. Вот, что из этого вышло, и как это было…

Остался на планете только один человек. Последнее название этой планеты было «Планета Земля». А человек был последний. Боги так его и звали: «Последний человек на Земле». И молились они за него. Богов было много, гораздо больше, чем людей, живших здесь прежде. Потому что за всю историю мироздания, люди придумали их по своему образу и подобию значительно больше, чем слов в любом из языков, на которых когда-либо вслух говорили люди. А мы знаем, что для людей, – придуманное несуществующее, намного реальней, чем существующее, но не известное.

В то безвременье и родились волшебные тексты Топософии Неба. И было начертано на них на языке неведомом по написанию. Но при взгляде на знаки, тексты звучали на языке рассматривающего их. Может быть, и смысл их раскрывался для каждого свой. Впервые взяв топосограф «в руки», я, например, рассвоил следующее: