– Итак, госпожа депутат Вилард…

– Ничего особенного. Хотела поинтересоваться, когда тыпопадешь в Нью-Йорк.

– Зачем тебе?

– Не нуди, ради Бога. Просто надумала созвать кое-когона ужин.

– Кого именно?

Алекс понял, откуда ветер дует, и ухмыльнулся. Забавно,сестра у него как танк. Не отнимешь у нее способности стоять на своем.

– Да ладно, Алекс, не будь таким подозрительным.

– Кто подозрителен? Просто хочу знать, с кем ты желаешьсвести меня за ужином. Что странного? А если в списке гостей окажется некто,способный всех нас поставить в неловкое положение? Если я угадаю инициалы,тебе, Кэ, легче будет ответить.

Пришлось ей изменить себе и рассмеяться.

– Ладно, ладно, поняла тебя. Но, Господи, я случайно летелас ней на днях одним самолетом из Вашингтона, и выглядит она, Алекс, отменно.

– А то как же! При ее заработках и ты бы так выглядела.

– Спасибо, дорогой.

– Всегда пожалуйста.

– Ты слышал, что ей предложили баллотироваться вгородской совет?

– Нет. – Последовало долгое молчание. –Впрочем, меня это не удивляет. А тебя?

– Тоже нет. – Тут его сестра глубоковздохнула. – Порой мне хочется понять, осознаешь ли ты, от чего отказался.

– Как же, сознаю. И неизменно благодарен. Не хочется,Кэ, быть мужем политического деятеля. Такая почетная роль пусть достается лишьтем, кто подобен Джорджу.

– Как это прикажешь понимать?

– Он так погружен в свою работу, что наверняка и незамечает, когда ты по три недели находишься в Вашингтоне. Что касается меня, ябы замечал.

Он не добавил, что ее дочь тоже замечает. Ему это известно,поскольку он подолгу разговаривал с ней при каждом своем приезде в Нью-Йорк.Забирал ее на обед, на ужин, на долгие прогулки. Знал племянницу лучше, нежелиее собственные родители. Порой ему казалось, что Кэ не уделяет дочери никакоговнимания.

– Кстати, как там Аманда?

– В порядке, надеюсь.

– Что значит «надеюсь»? – В его тоне легко читалсяупрек. – Ты с ней не виделась?

– Боже мой, я только успела вылезти из вашингтонскогосамолета. Чего ты от меня требуешь, Алекс?

– Немногого. Твои дела меня не касаются. Твое отношениек ней – это нечто иное.

– И это тебя тоже не касается.

– Разве? А кого тогда это касается, Кэ? Джорджа? Дазамечает ли он, что ты и десяти минут никогда не проведешь с родной дочерью?Наверняка знать того не знает.

– Ей шестнадцать лет, и, слава Богу, нянька уже нетребуется, Алекс.

– Нянька – нет, но нужны мать и отец – как всякоймолодой девушке.

– Ничего не могу поделать. Мое занятие – политика.Разве не знаешь, сколько она отбирает сил?

– Угу.

Он медленно покачал головой. Вот чего она хотела емупожелать. Жизни с Рэчел «Паттерсон», жизни, низводящей до приближенногомужчины.

– Что еще скажешь? – Разговор продолжать нехотелось, и за пять минут он наслушался предостаточно.

– На следующий год меня выдвинут в сенат.

– Поздравляю, – сказано это было вяло.

– Не очень-то радуйся.

– Я не очень. Думаю вот о Мэнди, о том, во что этовыльется для нее.

– Если я пройду, это выльется в то, что она станетдочерью сенатора, так-то вот. – В ответе Кэ прозвучала внезапная резкость,Алексу захотелось огреть сестру.

– Полагаешь, ее это вправду трогает?

– Возможно, и нет. Деточка витает где-то в облаках и,возможно, ухом не поведет, если меня выдвинут в президенты. – На миг Кэвзгрустнулось, а брат покачал головой.

– Не в том суть, Кэ. Все мы тобой гордимся, любим тебя,но существует нечто более высокое, чем… – Как ей скажешь? Как объяснишь?Ничто ее не заботит, кроме своей карьеры, своих дел.

– По-моему, всем вам невдомек, что это значит для меня,как тяжело все дается и сколько мне удалось. Занятие самоубийственное, и я сним справляюсь, а ты только и знаешь, что поносить меня, что я дурная мать. Атвоя мамочка того хуже. А Джордж слишком занят тем, что потрошит людей, и непомнит, кто я – член конгресса или мэр. Все это, паренек, несколько огорчает,мягко говоря.

– Не сомневаюсь. Но случается, окружающие страдают откарьеры вроде твоей.

– Этого следует ожидать.

– Следует? И все ради карьеры?

– Может, и так. – Голос ее прозвучалустало. – Я не готова дать полный ответ. При всем желании. А как ты? Что втвоей жизни новенького?

– Мало что. Работа.

– Тебе хорошо?

– Иногда.

– Вернулся бы ты к Рэчел.

– Ну, быстро же ты сползла к главной теме. Не хочу я,Кэ, возвращаться. Кроме того, откуда ты взяла, что я ей нужен?

– Она сказала, что с удовольствием повидается с тобой.

– Ох Боже мой! – Он вздохнул в трубку. – Тыведь не отступишься. Отчего бы тебе не пожениться с ее отцом и оставить меня впокое? Результат получишь тот же, не так ли?

На этот раз Кэ рассмеялась:

– Возможно, и так.

– Ты вправду надеешься, что я буду вести свою интимнуюжизнь исключительно в интересах твоей карьеры?

Такая идея развеселила его, но под ее бессовестностью, ончувствовал, кроется частичка правды.

– Пожалуй, в старшей сестре мне всего милее ееупорство.

– Оно, мой младший брат, приносит мне то, чего ядобиваюсь.

– В чем я не имею сомнений, кроме как в нынешнемслучае, милочка.

– Значит, поужинать с Рэчел ты отказываешься?

– Ага. Но если опять ее повстречаешь, пожелай от менявсего лучшего.

Что-то в нем вновь шевельнулось при упоминании ее имени. Онбольше не любил Рэчел, но временами не мог безболезненно слышать о ней.

– Обязательно. А ты пораскинь умом. Я всегда готова свестилюдей, если ты заглянешь в Нью-Йорк.

– А мне тогда повезет, ты уедешь в Вашингтон или будешьслишком занята, чтобы со мной повидаться.

– Не исключено. Так когда ты собираешься к нам навосток?

– Видимо, через полмесяца. Есть у меня клиент, ккоторому надо съездить в Нью-Йорк. Я здесь представляю его интересы в оченькрупном деле.

– Впечатляет.

– Тебя? – Глаза его сузились, он посмотрел вдальиз окна. – Отчего бы? Подходяще звучит для твоей предвыборной кампании?По-моему, мамины читатели принесут тебе больше голосов, чем мои дела. –Прозвучало это с некоторой иронией. – Если, конечно, я не одумаюсь и неженюсь вновь на Рэчел.