Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, Жень, я никуда не пойду. Я тоже буду драться.
— Тоже мне боец нашёлся! Толку от тебя…
В общем, Женька был прав. Толку от меня было мало. Я не люблю драться, а если говорить начистоту, то просто не умею. Но ведь стыдно оставлять товарища!
— Знаешь, — сказал я Женьке, — я отойду в сторонку. А если понадобится, в один миг примчусь. Договорились?
— Ладно, — не глядя на меня, согласился Женька.
И вот я вижу, как мальчуган, показывая на угол, что-то говорит Кузе. Тот, пожав плечами, сначала топчется на месте, а потом медленно и нерешительно направляется к Женьке, которого, конечно, не видит.
Не успел Кузя зайти за угол дома, как Женька ринулся ему наперерез и дал подножку. Кузя выронил из рук барабанные палочки и едва не растянулся на асфальте. А Женька, пользуясь замешательством противника, в один миг повалил его на землю.
Тут уж я выскочил из своего укрытия, снял очки, зажал их в правом кулаке и принялся бегать вокруг дерущихся. Я скакал возле них и всё никак не мог выбрать подходящий момент, чтобы треснуть Кузю.
Наконец я изловчился и что было сил стукнул. Но тут же услышал сердитый Женькин возглас:
— Меня-то чего бьёшь?
Мой удар оказался поворотным моментом в драке. Кузя рванулся, вскочил на ноги и завопил на всю улицу:
— Татьяна Васильевна-а-а!
Женька успел дать ему хорошего пинка. И для верности съездил разочек по башке.
После этого мы, подобрав Кузины барабанные палочки, спрятались в ближайшем подъезде.
— Ловко ты его! — виновато сказал я, помогая Женьке отряхнуться. — А тебе почти и не влетело. Вот только маленькая царапина на лбу.
— Твоя работа, — недовольно сказал Женька. — Не умеешь драться — не лезь…
Мимо нас проплыли красные автобусы.
В окне одного из них мелькнула заплаканная физиономия Кузи-барабанщика с огромным синяком под глазом…
Женька спасает ответственный концерт
Как только исчезли автобусы, со стороны соседнего дома показался мальчишка. Он стремительно бежал к музыкальной школе. На нём парусом раздувалась белая шёлковая рубашка.
Мальчишка дважды обежал «Площадку встреч».
— Уехали? — воскликнул он, не обращая на нас внимания. — Уехали без меня?
«Опоздал на автобус», — посочувствовал я.
В руках у мальчишки был скрипичный футляр. Он опустил его на землю, уселся рядом и уткнул лицо в ладони.
Нам стало как-то не по себе.
Женька склонился к футляру, на котором белела узкая наклейка с именем владельца: «Петя Люлькин».
А Петя Люлькин вдруг поднялся и, ни слова но говоря, поплёлся прочь.
Мы бросились вдогонку.
— Может быть, обойдутся без тебя? — спросил Женька. — Чего ты переживаешь!
— Это невозможно. Мы — квартет. Я играю первую скрипку.
— Неужели такой важный концерт?
— В Кремлёвском театре…
— В Кремлёвском? — переспросил Женька. — Наверное, ответственный?
Мы с невольным уважением посмотрели па Петю. Шутка ли сказать: ответственный концерт из-за него проваливается!
— Сейчас что-нибудь придумаю, — сказал Женька.
— Что ты можешь придумать? — произнёс Петя. В голосе его была полная безнадёжность. — Я и дороги туда не знаю…
Может быть, Петя Люлькин был хорошим скрипачом. Может быть, он был даже очень хорошим скрипачом. Но он не знал нашего Женьку. Он не знал, что стоит тому на минуту прищурить глаза, а там уже и беспокоиться нечего.
Женька на самом деле прищурил глаза, поднял подбородок кверху и затем посмотрел на нас, словно факир перед сотворением чуда. Было ясно, что он придумал, по меньшей мере, десять способов спасения концерта, а сейчас выбирает из них самый подходящий.
— Айда на трассу! — наконец воскликнул он.
Мы побежали на улицу.
Женька бросился к стоянке такси.
Машин было много. Шофёры собрались у головной и о чём-то оживлённо спорили.
— Выручайте! — крикнул им Женька. — Ответственный концерт проваливается!
Он в двух словах объяснил, в чём дело.
Самый молодой шофёр в чёрной кожанке весело оскалил зубы.
— Артисты, значит? — спросил он и подмигнул остальным. — А почему, спрашивается, я вам должен верить? Изобразите что-нибудь, тогда подумаем. Что у тебя в футляре? Балалайка?
Петя отступил на шаг и прижал скрипку к груди.
Вдруг в разговор вмешался пожилой шофёр в форменной фуражке.
— Ты, Говоров, брось балабонить! — сердито сказал он. — Видишь, людям не до шуток.
Он обратился к Пете:
— Ну, растяпа, говори: далеко ехать?
— На Красную площадь, в Кремлёвский театр.
— Далековато… — вздохнул шофёр.
Он внимательно оглядел нас и задумчиво добавил:
— Всё равно моя машина в хвосте… Я так или иначе хотел в центр перебираться…
Мы затаили дыхание.
— Ладно, садитесь, — наконец сказал шофёр. — Только схоронитесь так, чтобы вас никто не видел: я с зелёным огоньком поеду.
— По машинам! —заорал Женька и под общий смех кинулся к такси.
Машина шла на большой скорости.
— Во́ даёт! — восхищался Женька. — Говорил тебе, с нами не пропадёшь!
Мы сидели сзади, на полу, скрючившись в три погибели. Рядом с Женькой на корточках примостился Петя. Он всё боялся сломать скрипку. Меня вообще припёрли к полу, да так, что дохнуть было невозможно.
— Вам к каким воротам? — спросил водитель.
— К Спасским, — ответил Петя.
Машина круто повернула, потом резко затормозила, и дверца распахнулась.
— Выходи, артисты, прибыли!
— Спасибо вам, дяденька!
— Есть за что! — весело ответил шофёр. — Бегите, а то опоздаете.
— Может, хотите на концерт? — спросил Петя. — Я вам билет дам.
И Петя вытащил из кармана целую пачку пригласительных билетов.
— Как-нибудь в другой раз с удовольствием, — ответил шофёр. — А сейчас не могу — работа!
— Ну, возьмите на память.
— На память можно…
Он сел в машину и укатил. А мы вприпрыжку побежали через Спасские ворота прямо к театру.
Не помню, как мы втроём оказались в артистической. Это случилось в тот самый момент, когда к выходу на сцену готовили квартет и все бегали и искали Петю.
И тут мы увидели Кузю-барабанщика. На нём была чистая рубашка, явно с чужого плеча. Синяк под глазом тщательно припудрен.
Нас моментально вынесло из артистической.
— Хорошо, что он нас