Мистер Смит положил руку жене на колени.

— Этот джентльмен старается запугать нас, голубчик, — сказал он. — В туристском бюро нам ничего такого не говорили.

— Где же ему знать, — сказала миссис Смит, — что мы не из пугливых. — И я почему-то поверил ей.

— Мистер Фернандес, вы понимаете, о чем у нас разговор? — крикнул судовой казначей во весь голос, как это обычно делают некоторые, обращаясь к иностранцам.

Взгляд у мистера Фернандеса был затуманенный, точно его клонило ко сну.

— Да, — сказал он, но, по-моему, ему было все равно, что да, что нет.

Джонс, который сидел с краю на койке судового казначея и, держа в руке стакан с ромом, поглаживал его пальцами, заговорил впервые за все время.

— Дайте мне пятьдесят десантников, — сказал он, — и я прочищу эту страну, как слабительным.

— Вы служили в десантных войсках? — с удивлением спросил я.

Ответ прозвучал несколько туманно:

— Другое подразделение тех же частей.

Кандидат в президенты сказал:

— У нас есть личное рекомендательное письмо к министру социального благосостояния.

— Министру чего? — переспросил казначей. — Благосостояния? Там благосостоянием и не пахнет. Вот увидите крыс величиной с терьеров, тогда…

— В туристском бюро мне говорили, что в городе есть очень хорошие отели.

— Например, у меня, — сказал я и, вынув бумажник, протянул ему три открытки. Несмотря на всю вульгарность аляповатых красок, открытки обладали благородством исторических документов, будучи реликвиями навсегда ушедшей от нас эпохи. На одной был плавательный бассейн, выложенный голубой плиткой и полный девиц в «бикини», на второй — под соломенным навесом креольского бара играл барабанщик, знаменитость на всем Карибском море, а на третьей — общий вид отеля: крутая кровля, балконы, башенки — вычурный архитектурный стиль, полюбившийся Порт-о-Пренсу с девятнадцатого века. Это, по крайней мере, не изменилось.

— Нам хотелось бы что-нибудь поспокойнее, — сказал мистер Смит.

— Теперь у нас совсем спокойно.

— А что ж, голубчик! По-моему, будет очень приятно попасть к хорошему знакомому. Как ты считаешь? Если у вас найдется свободный номер с ванной или с душем.

— Ванны у нас в каждом номере. Шума можете не опасаться. Барабанщик сбежал в Нью-Йорк, а девицы теперь осели в Майами. Кроме вас, вероятно, других гостей у меня и не будет.

Мне пришло в голову, что двое таких постояльцев окажутся, пожалуй, ценнее денег, которые они заплатят. Кандидат в президенты безусловно имеет определенный статус, он будет находиться под защитой своего посольства или того, что от этого посольства осталось. (Когда я уезжал из Порт-о-Пренса, штат его уже сократился до поверенного в делах, секретаря и двух солдат морской пехоты — вместо всей военной миссии.) Может быть, такая же мысль пришла в голову и Джонсу.

— Я, пожалуй, присоединюсь к вам, — сказал он, — если обо мне уже не позаботились. Будем вместе, точно и не сходили с парохода.

— Держитесь друг за дружку, — поддержал его судовой казначей.

— Трое! Все прочие hôteliers [2] Порт-о-Пренса будут мне завидовать.

— Зависть ближнего вещь не безопасная, — сказал судовой казначей. — Вам троим было бы куда спокойнее плыть с нами до конца рейса. Меня, например, дальше пятидесяти ярдов от порта не заманишь. В Санто-Доминго есть прекрасный отель. Роскошный отель. Могу показать вам открытки не хуже, чем у него. — Он выдвинул ящик стола, и передо мной мелькнули так называемые «приветы из Франции» — с десяток квадратных пакетиков, которые команда раскупит у него втридорога, перед тем как сойти на берег и заглянуть к мамаше Катрин или в другое, более дешевое заведение. (Я уже предвидел, что, расхваливая свой товар, казначей будет оперировать кое-какими устрашающими статистическими данными.) — Куда же я их засунул? — обратился он к мистеру Фернандесу, что было совершенно бесполезно, так как мистер Фернандес улыбнулся и сказал «да». Потом снова начал рыться в ящике, полном бланков, скрепок для бумаг, флаконов с красными, зелеными и синими чернилами, вышедших из употребления деревянных ручек с перышком, и, наконец, нашел несколько затрепанных цветных снимков плавательного бассейна, точно такого, как у меня, и креольского бара, который отличался от моего только тем, что там играл другой барабанщик.

— Мой муж едет не развлекаться, — презрительно сказала миссис Смит.

— Если не возражаете, я возьму одну открытку, — сказал Джонс и выбрал ту, где был плавательный бассейн с девицами в «бикини». — Ведь никогда не знаешь…

Эта фраза, как мне кажется, выражала самую глубокую степень его проникновения в смысл жизни.

3

На следующий день я нежился в шезлонге с подветренной стороны и, послушно покачиваясь в ритме розовато-зеленых волн, попадал то в тень, то на солнце. Я пытался читать роман, но его тяжеловесные герои, каждый шаг которых по скучным коридорам власти можно было угадать заранее, нагоняли на меня сон, и когда книга выскользнула у меня из пальцев на палубу, поднимать ее мне не захотелось. Я открыл глаза, услышав шаги представителя фармацевтической фирмы, он цеплялся за поручни и перехватывал их руками, точно карабкался вверх по лестнице. Дыхание у него было тяжелое, лицо выражало отчаянную решимость, как будто он знал твердо, куда ведет эта лестница, знал, что добираться туда стоит, но что сил на это у него не хватит. Я опять задремал, и очутился совсем один в затемненной комнате, и почувствовал прикосновение чьей-то холодной руки. Я проснулся — это был мистер Фернандес, который, видимо, потерял равновесие, когда судно вдруг дало сильный крен, и ухватился за меня, чтобы не упасть. Мне показалось, будто с черного неба посыпало золотым дождем, когда его очки вдруг вспыхнули в солнечном луче.

— Да, — сказал он с извиняющейся улыбкой. — Да, — и, пошатываясь, зашагал дальше.

В этот второй день пути пассажиров внезапно обуяла потребность двигаться — всех, кроме меня. Следующим был мистер Джонс — я все еще не мог заставить себя называть его майором. Он твердо ступал посередине палубы, приноравливаясь к ходу судна.

— Крепчает! — крикнул Джонс, проходя мимо, и у меня снова появилось ощущение, что его английский почерпнут из книг, а применительно к данному случаю, может, даже из романов Диккенса.

И вдруг, отчаянно прядая из стороны в сторону, мимо меня опять пронесся мистер Фернандес, а следом за ним коммивояжер, с мучительным трудом совершавший свое восхождение. Он хоть и потерял первое место, но упорно не желал покидать беговую дорожку. Я только успел подумать, что пора бы появиться Кандидату в президенты, не то гандикап будет слишком большой, как он возник в дверях салона. Шел он один, и ему будто чего-то недоставало, как в старинном барометре, где фигурки не появляются одновременно.

— Штормит, — сказал он, точно выправляя стилистическую погрешность мистера Джонса,