бровь приподнял. А глаза у него выразительные, карие, не чета моим, так что уж смотреть братец умеет.

Но меня не так-то просто смутить. Точнее, так: от чьего угодно взгляда смущусь, кроме этого.

— Если я ему скажу, что ты маленькая и невесомая, то вполне вероятно.

— Хотя нет, — передумала я. И с грохотом уронила перед Ильей второе блюдце.

— Почему нет? Себе-то что-нибудь оставь, альтруистка. Чай тебе заварить?

— Завари какой-нибудь. Спасибо.

— Так почему нет?

— Еще б я с твоими друзьями водилась…

С малознакомыми людьми я общаюсь скованно, боясь сказать лишнее слово.

И все же гораздо проще говорить с человеком, когда ничего, кроме одного-единственного мгновения, пусть и очень счастливого, вас не связывает. Вот пообщаемся мы, проживем этот совместный момент и никогда больше не встретимся; а даже если и встретимся, то попросту друг друга не узнаем; а даже если и узнаем, то успеем вовремя отвести взгляд; а если и не успеем, то максимум общения, который может нас ожидать, — тихое, несколько виноватое приветствие.

Но общение с незнакомыми людьми, которые знакомы с твоим другом или родственником, совсем другое дело. Мы принадлежим — условно — одной компании. Я могу обсудить этого Ника (он ведь Никита на самом деле, так?) с Ильей, а Илья ему мои слова с радостью передаст (хотя я очень надеюсь, что Илья не такой). Или этот Ник может поделиться с Ильей весьма сомнительными выводами обо мне, и пусть братец уж точно не станет цитировать его слова, он все же вполне способен несколько поменять свое мнение о единственной сестрице. А мнением Ильи я, однако же, дорожу.

— Я спрошу.

— А если он откажется?

— Значит, тебе повезет, — и Илья улыбнулся. У него абсолютно дурацкая улыбка.

— Ясно, он согласится.

…Так и получилось в итоге — и история это все еще та же.

Ну а пока — впереди меня ждало мытье посуды (задача первостепенной важности) и подготовка к экзамену и пересдаче. Мне уж точно было, чем заняться, кроме как постоянно прокручивать в голове одну и ту же мысль (о друге Ильи с мотоциклом).

И тем не менее.

***

Если вас в вашей дружеской компании вдруг оказалось больше двух, то будет чудесно, если вас окажется еще и четное число. Это простое правило я усвоила на собственном опыте еще в детстве. Всегда можно собраться в парочки и разговаривать в свое удовольствие. Это уже, конечно, больше похоже на дружбу парочками, чем компанией, и все же это гораздо приятнее, чем чувствовать себя третьей (пятой, седьмой) лишней. Жизнь так часто дает нам восхитительную возможность почувствовать себя лишними, что хочется быть нужной хотя бы в дружбе.

Тем не менее, мы с моими девчонками вот уже почти год как дружим втроем. Прошлым летом вместе сдавали вступительные экзамены и поступили на одно направление. Правда, девочек определили в одну группу, а меня в другую, так что общаемся мы только на совместных лекциях. Или экзаменах.

(Возможно, это и проще. На лекциях длинные ряды мест — можно сидеть рядом, линеечкой. На семинарах вечно пришлось бы выбирать, с кем же занять парту. Не самый приятный выбор в жизни).

Однако, появившись в институте следующим утром, я первым делом повстречала не подруг, хотя мы и договорились пересечься у знаменитой колонны в холле первого этажа. Еще на крыльце мы чуть ли не лбами столкнулись с Пашкой, моим одногруппником. С которым постоянно занимаем одну парту на семинарах, потому что (как-то так получилось) ни у меня, ни у него друзей из нашей группы в первые дни сентября не нашлось. А в последующие они оказались уже не нужны, потому что мы сидели вдвоем.

По-моему, именно эта форма имени — Пашка — вполне неплохо ему подходит. Такая же солнечная, как и он сам. Никогда прежде не встречала человека, который с двойкой за экзамен будет выходить радостный, будто его пригласили в качестве ведущего на главный канал страны и уже заплатили аванс. А такое в самом деле на зимней сессии случилось… даже дважды… Двойка за экзамен, я имею в виду. Тем не менее, никто его не отчислил. До сих пор здесь учится, с каждым днём все лучше. Но все еще машет мне рукой, едва завидев.

— Доброе утро! Рад тебя видеть.

Он никогда не обнимается со мной при встрече, хотя у многих людей есть такая привычка (и у нас с подружками). Сначала я думала, что он попросту не любит тактильные контакты, а потом застала его в объятиях моих одногруппниц. Это очень явно говорит о том, что я не вхожу в круг его доверия. Очень, конечно, приятно после этого садиться с ним за одну парту.

Мы остановились друг напротив друга.

Общаться с Пашкой, к счастью, вполне комфортно. Он, в отличие от моего братца, в юные годы не гнался за отметкой в два метра ростом (а Илье, кстати, не хватило шести сантиметров, чтобы ее достичь, вот так вот сильно не повезло человеку). Так что мне не приходится орать, чтобы быть услышанной, и даже шея не затекает. Хотя Пашка все равно меня выше.

— Доброе, доброе, — отозвалась я без намека на доброту. — Спасибо, что не «гуд монин». Мой брат, похоже, забыл о существовании русского языка и с самого утра бесил меня этими своими английскими фразочками. Причем понимаю я в лучшем случае половину… А у тебя как дела?

Люблю слушать истории больше, чем рассказывать. Мне в принципе порой начинает казаться, что и рассказать-то я ничего не могу толком. Все, достойное быть увековеченным, я оставляю в стихах (причем чаще всего недописанных). Но, по правде сказать, со мной довольно редко случается хоть что-нибудь.

Вечером вот у меня приключение будет — к пересдаче подготовиться. Очень экстремально.

— Сдам, — ответил Пашка кратко. — Готовился.

— Крутой, — я покачала головой. — А мне как-то все равно, в любом случае «концепции» пересдавать. Я уже смирилась, что лето не начнется.

На этот сессии Пашка в самом деле держится молодцом — смог побороть волнение, на экзамены ходит уверенно и продуктивно. И даже ни одной тройки не получил, что уж о двойках заикаться. Это только я выделяюсь.

— И ты сдашь. Ты очень умная и талантливая.

— Ты сегодня щедр на комплименты. Настроение хорошее, да?

У Пашки абсолютно дурацкая прическа: пробор где-то потерялся, волосы спадают во все стороны, доставая до кончиков ушей. В дни, когда Пашке не лень, он зачесывает их назад и фиксирует гелем. Но, во-первых, лень ему почти всегда, а,