Я перевернула первую партию оладий. И заметила, на мгновение взглянув в окно:

— Илья, как думаешь… Каково это — мчаться вперед, чувствуя лишь ветер?.. Ну, знаешь… Позабыть все обыденное — не считая, может быть, только правил дорожного движения? И ветер — он как будто проходит насквозь даже в том месте, где должно быть сердце.

— Понятия не имею, — отозвался Илья. — Чайник ставить уже можно?

— Все же подумай.

— Подумаю. Зачем тебе?

— За надом.

— Ника, зато сразу видно, кто из нас двоих только что закончил детский сад… Еще б напомнила, что с носом любопытных Варвар случается. Скажи лучше, что насчет чайника, если не хочешь делиться со мной своими великими секретами, — и он зевнул. — И вообще. Почему именно сердце? А как же желудок? Или печень?

— А ты только и думаешь, что о желудке и печени.

Я решила, что настало чудесное время на него обидеться. Хотя давным-давно, еще в детстве, поняла, что ни к какому положительному результату эти обиды не приводят. Если Илья и знает, что такое совесть, то о ее муках в лучшем случае только слышал краем уха. Было время, когда я усердно пыталась его пристыдить, но так ни разу и не добилась своей цели.

Тем не менее, прямо сейчас разговаривать с Ильей я перестала.

Молча выложила первую партию оладий на блюдце, опустила на сковороду новые капли теста — края их неохотно начали белеть. Илья не терял времени даром — поднялся со своего королевского места, на всю мощь выкрутил кран с холодной водой, наполнил под завязку чайник. Никогда не понимала, зачем кипятить три литра воды, если на двоих требуется меньше одного (даже если взять в расчет бултыхающуюся на дне накипь). А уж с учетом того, что Илья никогда ни о ком, кроме себя, не думает и чайник ставит всегда только для собственных нужд…

Кто-то о брате или сестре мечтает, нас же с Ильей попросту поставили перед фактом: сомневаюсь, что в полтора года он способен был о чем-то мечтать. И вот уже как почти девятнадцать лет мы пытаемся найти общий язык, но получается у нас не всегда.

Хотя случаются в моей жизни такие времена, что поговорить мне, кроме брата, и не с кем. А он почему-то очень чутко это чувствует — и выслушивает весь мой поток тоскливых мыслей, похожий на кисельную реку, серую, как пасмурное небо. На самом деле, он умеет слушать и находить нужные слова, когда хочет (а хочет он этого, к сожалению, довольно редко).

Вот как-то раз, еще в начале этого года, я в один момент лишилась и любимого человека, и подруги. С тех пор Илья, наверное, до полусмерти ненавидит кисель.

— Это не у меня надо спрашивать, — заметил братец, обращаясь к моей спине. Надо же, соизволил ответить что-то еще.

Я промолчала.

— Может, помнишь Ника?

Имя помню. Больно уж на мое похоже. Его хозяина — нет. Своих друзей Илья давным-давно перестал приводить домой, на улице я с его компанией никогда не пересекаюсь, а в социальных сетях (вместе взятых) у братца ровно три фотографии. Самые свежие — времен одиннадцатого класса, а он, мой гений, уже закончил второй курс.

— Вот это про него, — продолжил Илья, — он с марта рассекает улицы на байке. И про ветер что-то загоняет. В целом часто загоняет что-то… Я бы передал ему твой вопрос… Хотя нет, глупость это всё. Только представь, что обо мне подумают, если я начну задавать такие вопросы.

После такого уж точно можно обидеться, честное слово.

Пацаны, конечно же, дороже сестры. Да что там!.. Даже мой восемнадцатый день рождения он пропустил, потому что пацаны попросили помочь с одним дельцем. Вернулся домой Илья только на следующее утро, извинился, цветочки подарил, но сколько мятый листок не разглаживай, идеально гладким он уже не станет (можно, конечно, взять утюг, но тут как повезет — одно лишнее движение, мимолетная заминка, и от листка останутся только обгоревшие краешки).

Я довольно строго отношусь к людям. И не привыкла давать вторые шансы. Если однажды меня обидели, обидят ещё раз — я это окончательно осознала в январе. Предавший однажды предаст впредь. А у меня довольно хрупкое сердце. Не хрустальное, конечно, иначе давно бы разбилось, и все же не каменное пока что.

Никаким образом не реагируя на Илью, будто он был для меня чем-то вроде декора, я поставила перед ним блюдце с первой партией оладий. Поставила красиво, звучно — стол стеклянный, блюдце фарфоровое, гремит знатно, пусть нарочно я к этому и не стремилась.

— М-м-м, — протянул Илья. Сделал еще попытку к примирению: — Выглядит прямо-таки круто. А уж запах какой…

Когда примирения не вышло, добавил:

— Ника.

Но я и без подсказок со стороны прекрасно знаю, как меня зовут. И такие дешевые психологические приемчики на меня не действуют.

— У тебя послезавтра заканчивается сессия, да? Пересдача будет.

Тут я все-таки не выдержала:

— Может, и не пересдам.

Илья поморщился и махнул рукой. Излишне верит в мои умственные задатки. И недооценивает способность влипать в нелепости и неприятности.

— Пересдашь, я тебе обещаю. Послушай мою интуицию. О, чайник вскипятился!

Илью было не слышно целую минуту. За это время я почти успела закончить приготовление второй партии оладий.

— Давай так. Организую тебе встречу с ним, хочешь? Обговорите все ваши философские вопросы, как истинные ценители. Он мне должен, вот и расплатится.

— Очень приятно, что со мной будут разговаривать лишь потому, что должны моему брату.

— Не понимаю я тебя, Ника. — На блюдце опустились первый оладий, второй, третий. Самой, наверное, надо попробовать, что наготовила. — Получишь ответы на все свои вопросы, все как нужно…

Я вспомнила свою недавнюю попытку написать объявление. Не только Илья умный, таких в нашем семействе аж двое. Мне как раз и нужен был мотоциклист. Но не затем, чтобы с ним поговорить — мотоциклиста для бесед я могла бы и где-нибудь в интернете отыскать. Словами можно выразить многое, довольно многое, и уже несколько лет я только и делаю, что пытаюсь этим заниматься — и всё же существует вещи, которые можно только прочувствовать. Испытать хотя бы однажды.

Мне столько раз говорили, как это больно — любить. Но, только полюбив, я смогла осознать эту боль. Честное слово, мне было очень больно.

— А прокатить сможет?

Задумавшись, я пропустила момент, когда нужно снимать следующую оладью, так что бросила ее на блюдце слишком поспешно.

Илья посмотрел на меня удивленно, с некоторой насмешкой, даже