на инсулиновую помпу. Общительная женщина оказалась настоящим кладезем полезных знаний и практических навыков. От неё Соня узнала не меньше, чем в Школе диабета. Боязнь, густо замешанная на неизвестности, начала отступать. Дома всё было благополучно: Жорка жил сначала у одной бабушки, потом у другой, потихоньку выздоравливал (он болел то ОРВИ, то отитом и аденоидитом весь декабрь), муж успокаивался и примирялся с мыслью о выявленном состоянии старшего сына… Соне тоже казалось, что она приняла ситуацию. И действительно: живут же люди и с сахарным диабетом, и вполне счастливо живут. Государство обеспечивает детей всем необходимым – инсулином, иглами, тест-полосками, даже сенсорами, можно встать в очередь на помпу. Оформив инвалидность, можно будет получать пенсию. Понятно, что лучше было бы без болезни, но в целом условия приемлемы. Считай себе хлебные единицы, коли ультракороткий инсулин перед каждым приёмом пищи и длинный на ночь – и всё будет хорошо. Лишь бы уровень глюкозы нормализовался, а ацетон окончательно вымылся из организма.

Но однажды Соня пошла в туалет (тут он был общим, а не в палате, как в 14-м отделении) и нарвалась на уборщицу, недовольную целым миром и решившую сорвать свою злость на маме больного ребёнка. Минут десять пожилая женщина визгливо отчитывала её, наслаждаясь молчанием испытуемой. А Соня не могла даже возражать: в горле стоял ком, глаза наполнились непролитыми слезами, а голова – мыслью «Я не хочу здесь быть!» Выслушав всё и кивнув, она вернулась в палату и наконец-то заплакала. Горько, но тихо, в подушку, стараясь, чтобы не услышал Федя. Тщетно, конечно. Сын спросил, что случилось, а Соня смогла только сказать, что у неё болит голова. И это действительно было частью правды. С тех самых пор, как Соня потеряла Игорёшку, сильное расстройство вызывало у неё почти нестерпимую головную боль. Теперь же ей казалось, что на неё, так долго крепившуюся и так хорошо, по-боевому державшуюся, свалилось всё разом: выявленная у Феди неизлечимая болезнь, тоска по Жорке, которого она не видела почти неделю и который плакал и звал её во время разговоров по телефону, так что пришлось больше с ним не говорить, страх за будущее и вина-вина-вина, которая, несмотря на разумные доводы, продолжала её мучать. Когда слёзный приступ прекратился и Соня умыла ледяной водой опухшее лицо, она была полна решимости пойти и разобраться с той уборщицей. Или хотя бы сказать ей что-то типа: «Желаю, чтобы у вас никогда не болел никто из близких, а если заболеет – чтобы никто не добивал вас глупыми претензиями». Но Соня поняла, что всё это будет бесполезно. И что ей стоит про себя даже поблагодарить эту сварливую, отвратительную тётку за то, что она смогла наконец-то выплакаться.

Между тем, Новый год приближался. Федя поначалу очень переживал, что встречать праздник придётся в больнице, но потом Наталья Валерьевна как лечащий врач заверила его, что выпишет до 30 декабря. Оставалось подобрать наконец-то адекватную дозу инсулина и убедиться, что почки работают нормально (анализ, который Соня с Федей целые сутки собирали в 14-м отделении в горшки за неимением специальной тары, был плохим, пришлось пересдавать). Праздник пришёл и в детскую областную больницу. Как раз в тот день, когда Федю перевели в эндокринологию, приехали пожарные, наряженные в костюмы Дедов Морозов, и начали взбираться по стенам, чтобы заглядывать в окна палат и поздравлять детишек. Это было настоящее шоу! Была и ёлка, куда повели всех детей и подростков. Диабетикам вручали при этом не сладкие подарки, как всем, а наборы для творчества (Федя с Жоркой потом – дома, разумеется – сделали с помощью такого сувениры для бабушек).

А через пару дней и по палатам новогодний волшебник прошёл. Феде досталось лото с дарами природы, в которое они с Соней азартно «рубились» с соседом по палате весь вечер. Она-то уж начала забывать, что пациенты здесь – не просто какие-то больные (слово какое неприятное!), а самые настоящие дети. С тем же простым желанием поиграть, подурачиться и на время забыть о проблемах. И правда: сама Соня когда-то, полжизни – с лишним – назад даже любила лежать в больнице. Её никогда не отправляли в пионерские лагеря, и новые, совершенно неожиданные знакомства происходили именно в палатах детской областной. Соня никогда в такие моменты не задумывалась, как себя чувствуют лежащие со своими сыновьями и дочерями матери. Оказалось, что для них ничего хорошего в этой ситуации нет. Но если немного отпустить ситуацию и дать себе расслабиться, всё становится возможным, даже быть обычным человеком и немного впасть в детство, перестав на какое-то время замечать экстремальную худобу своего ребёнка.

Слова Натальи Валерьевны о том, что Федю наконец выписывают, были ожидаемы, но момент от этого не стал менее радостным. Соня собралась так быстро, что, казалось, у неё сверхспособности. Поймав заведующую отделением и взяв у неё заветный автограф на выписном листе, она вместе с сыном попрощалась с соседями по палате и, ни минуты не задерживаясь, нагрузилась сумками и пакетами. И даже Федю не оставила в стороне – дала что полегче в руки. Он не священная корова, в конце концов, а мальчик (пардон – подросток) со вполне приемлемым уровнем глюкозы в крови, держащимся благодаря наконец-то подобранной дозе инсулина.

Такси, которое пришлось ждать долго (зато на свежем воздухе, которым они не дышали неделю), отвезло их домой. Бросив сумки в прихожей и приласкав котов, Соня с Федей отправились на соседнюю улицу – к бабушке за Жоркой. Тот был счастлив и, надо сказать, недели две совершенно не отпускал от себя маму. Оно и понятно: Соня и сама не хотела отходить от своего малыша, с которым была разлучена беспрецедентно долго. Так и пошли «всем табором» на следующий день к педиатру и эндокринологу – вставать на учёт и получать первые рецепты на бесплатный инсулин, иглы и тест-полоски. Глюкометр, к удивлению Сони, Феде отдали в больнице. Вот просто так, за здорово живёшь! Оказалось, что это норма. И что государство очень и очень неплохо снабжает юных диабетиков. Пока медсестра эндокринолога выписывала рецепты, Жорка в свойственной ему манере исследовал кабинет врача (особенно его интересовал компьютер), чем заставлял маму поволноваться, но их не ругали. Для Сони было непривычно столь чуткое отношение медиков: сначала в больнице, теперь вот в поликлинике. Потом она точно так же будет удивляться доброжелательности персонала бюро медико-социальной экспертизы (МСЭ) и школы, в которой Федя проходил психолого-медико-педагогическую комиссию (ПМПК). Специалисты понимали, с чем она столкнулась, и поддерживали чем могли. Для