Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В полночь, в три часа, в шесть утра – замеры сахара. Ночные подъёмы дались Соне легко. Вставая по сигналу будильника, как по тревоге, она с фонариком подходила к сыну, осторожно прокалывала его палец, подносила глюкометр и ждала результатов. Уровень глюкозы был по-прежнему высоким. Она уходила в туалет и звонила в эндокринологическое отделение. Ей давали инструкции (чаще всего – ввести дополнительную дозу инсулина), и она снова и снова брала шприц-ручку. На следующий день после госпитализации Федю навестила заведующая эндокринологией и велела ходить на лекции Школы диабета, подробно объяснив, как попасть в искомую аудиторию. Детская областная больница всегда была лабиринтом. Когда Соне было 12 лет, она лежала тут, разрабатывая только что сросшуюся после двух переломов ногу, в основном здании, и боялась самостоятельно выйти за пределы травматологического отделения: потеряться в коридорах и закоулках здания казалось ей сущим кошмаром. Прошло больше 20 лет, и теперь она держала в руках инструкцию с кодом отделения челюстно-лицевой хирургии, через которое ей надо было пройти (так короче), потом подняться с 6-го этажа на 4-й (именно подняться) и найти небольшую дверь с оранжевым номером.
Соня потерялась на последнем этапе, опросила всех, кого смогла встретить, и наконец-то дошла до заветной двери, которая была закрыта. Посмотрев на часы, Федина мама поняла, что опоздала на 10 минут. Неужели лекция уже закончилась? И что теперь – опять звонить в отделение? Сходить туда? А где оно? Завотделением сказала, что аудитория – отдельно… Но тут появилась ещё одна мама, а потом и старшая медсестра, учившая родителей и подростков в Школе диабета. Началась лекция, которая была откуда-то из середины курса. Вся информация, которую надо было знать про сахарный диабет первого типа, была разделена на четыре модуля, и они читались по кругу, чтобы в итоге все, кто готовился к выписке, уже всё знали. Соня прилежно слушала, записывала, но ей казалось, что она не разберётся никогда. САМОЙ корректировать дозы инсулина?! Это же невероятно сложно, наверное. Но она же не сможет всю жизнь днём и по ночам звонить в эндокринологическое отделение за инструкциями… Придётся вникать, понимать и учиться. В палату к Феде она вернулась с ободряющей улыбкой. Ничего, мол, прорвёмся!
Феде было отчаянно скучно. Книг для него у Сони не было, бесконечно торчать в телефоне надоест кому угодно, а общаться было не с кем. Без конкретной цели даже по коридору не походишь: в 14-м отделении же лежали дети с признаками гриппа и таинственные «невыясненные», лучше не контактировать. Полжизни назад, учась в 11-м классе, Соня тоже была из последней категории и тоже лежала здесь. Её обследовали, пытаясь найти причину державшейся больше месяца температуры 37,2. Заболеваний нашли много, но ни одно из них не было серьёзным и не объясняло субфебрилетет. Выписка с перечнем всего выявленного заняла две стороны листа А4, но вердикт врачей был таков: «Это твоя нормальная температура». Соня вернулась к учёбе, и проблема вскоре сама сошла на нет. Наверное, она тогда просто устала и ей требовался отдых. Пусть и на больничной койке. Правда, Соня лежала в палате не одна и обзавелась подругой, с которой скучать не приходилось.
Пытаясь развлечь сына, она включала видосы на «Ютубе» с обзорами фильмов, выступлениями безобидных стендаперов, всякой всячиной. Дни тянулись бесконечно, но хотя бы Соня никого не тревожила своими манипуляциями по ночам. Ну, если не считать галдящих подростков и детей из соседней палаты, которые мешали ей спать и заслужили знатную отповедь. Бросаясь шипящими, возмущёнными репликами, Соня поняла, что точка невозврата пройдена: вот она и превратилась в злобную тётку, мешающую чужому веселью. Но драгоценный сон между замерами сахара надо было беречь всеми средствами.
А на третий день пребывания в 14-м отделении к ним в палату положили подростка примерно Фединого возраста, тоже с мамой. И это были люди, которых Соня могла бы назвать одними из самых странных, которые ей когда-либо встречались в жизни. С чем лежали – непонятно, известно было только, что их перевели из реанимации. Подросток молчал, чему способствовало и болевшее горло, мама истово молилась. И ладно бы ещё это: она, будучи совершенно посторонней, начала принуждать Федю тоже читать молитвы. Соня не хотела идти на конфликт, так что замечаний странной женщине-миссионерке не делала, ограничившись красноречивыми взглядами. Но напряжение в воздухе палаты повисло и исчезать не собиралось. Смотреть видео, а тем более фильмы и мультики на смартфоне без наушников теперь было неудобно. Общение между Федей и странным соседом, понятно, не заладилось, хотя одно время они ходили вместе по коридору, пока их не прогоняли медсёстры. Вставать ночью Соне было неловко, но что поделаешь – это было необходимо. В конце концов она позвала Фединого соседа посмотреть мультики и когда тот захотел «Кунг-фу Панду», без лишних слов купила её. Но в целом общаться было сложно: люди, с которыми приходилось делить палату, были словно из другой вселенной. К счастью, в понедельник, отлежав в 14-м отделении пять дней, Соня с Федей дождались перевода в «своё» – эндокринологическое.
Лежать в палате с подростками, страдающими тем же сахарным диабетом первого типа, было комфортно. Замеры сахара были у всех в одно время, инъекции инсулина делались в процедурном кабинете (Федя к тому моменту уже научился всё делать сам), на завтрак, обед и ужин можно было сходить в столовую, а не ютиться на тумбочке, как в предыдущем отделении, где еду развозили по палатам. Да и сама пища была более приспособлена для диабетиков. До Школы диабета было рукой подать, на обследования ходить ближе (хотя лабиринты детской областной никто не отменял)… Но самый главный плюс заключался в том, что Соня смогла пообщаться с мамой подростка, который болел уже год и теперь лёг в больницу, потому что подошла его очередь