С Новым годом, с новым счастьем! - Кэтти Уильямс

Настало лето. Кэтрин Льюис сидела на траве в Риджентс-парке, ощущая с долей глухого раздражения, как горячие солнечные лучи исподтишка жалят ей кожу. В такой день, как сегодня, должно быть хмурое небо и проливной дождь. Последние шесть восхитительных месяцев моросило непрерывно, безостановочно – казалось, у этого дождя нет ни начала, ни конца.

И тем не менее у всего есть начало и конец. Такова природа вещей.

Она прикрыла глаза ладонью от слепящего света и в этот краткий миг как будто увидела сразу все, как будто вся ее жизнь, вплоть до мелочей, промелькнула у нее перед глазами.

Двадцать лет, прожитых вместе с матерью в тесном, безликом стандартном домишке на тесной, безликой стандартной улочке в самом центре Лондона, – не жизнь, а существование, полное отчаянных усилий не сломаться от нытья и бесконечной критики, пока она грызла гранит науки и мечтала о том дне, когда вырвется на свободу.

Что ж, в конце концов она ощутила вкус свободы, разве не так? Случилось это, впрочем, не давным-давно, когда умерла мать, умерла тихо, за чашкой чая в маленькой убогой гостиной, перед включённым телевизором. Нет, тогда просто пришло освобождение от своего рода рабства.

Свобода же пришла лишь в последние шесть месяцев.

Кэтрин на мгновение закрыла глаза и вспомнила так ясно, как будто это было вчера, свою первую встречу с Домиником Дювалем. Она тогда ступила в переполненный зал, одетая в вызывающий наряд Эммы с уложенными в вызывающую прическу волосами, в душе ужасаясь той новой личности, которую она сама из себя сотворила, – и тут же увидела его в другом конце зала, высокого, смуглого, внушительного, одна рука подносила к губам бокал, другая была небрежно засунута в карман брюк. На миг глаза их встретились поверх толпы, и она улыбнулась, вспыхнула и затрепетала в своем облегающее открытом платье, таком непривычном, потому что она никогда в жизни раньше не носила ничего подобного.

Позже он сказал ей, что это была самая сексуальная улыбка, когда-либо виденная им на женских губах.

Она вытянулась на траве, подложив руку под голову, и устремила взгляд в небо. Оно было густо-синего цвета. Ни единого облачка. Один из тех идеальных летних дней, которые как будто созданы специально для того, чтобы напоминать англичанам, что погода – это не только дождь и ветер.

Доминик может появиться в любую минуту.

Она решила прийти заранее, из-за смутной надежды, что, увидев его издалека, успеет собраться с силами для того, что ей необходимо сделать.

Она и место встречи выбрала очень тщательно, а потом объяснила ему, где ее искать. Как-то так случилось, что в Риджентс-парке они ни разу не были вместе, а она хотела, чтобы разговор произошел там, где ее не будут мучить воспоминания.

Но воспоминания – она осознала это сейчас с тоской, заполнившей все ее существо и уничтожившей все остальные чувства, – не зависят от времени и места. Она лежала на траве, хмурясь и пытаясь сообразить, как ей сформулировать то, что она должна ему сказать, но могла лишь вспоминать ощущения, которые он ей подарил.

Каждое его слово было для нее откровением, каждая улыбка уводила в новый мир, о существовании которого она даже не подозревала.

Как канатоходец, она шагала по натянутой ею же проволоке, а он протянул ей руку, и на какое-то время она обрела способность летать. Начавшаяся полгода назад безрассудная игра – игра, в которую она должна была сыграть прежде, чем потерять такую возможность навсегда, – завершилась так, как ей и не снилось.

Какие дураки те, подумала она, снова садясь, кто говорит, что лучше полюбить и потерять, чем вовсе не испытать любовь.

Она прищурилась от солнца, увидела издалека подходящего к ней Доминика и ощутила знакомый бурный всплеск эмоций.

Скажи ей кто-нибудь раньше, что какой-то один мужчина может сделать краски ярче, а музыку нежнее, может изменить весь ход жизни, – она бы просто рассмеялась, но именно это он и сделал. Вся ее жизнь, казалось, раньше была черно-белым фильмом, а теперь стала цветным.

Он был одет для работы. Угольно-черные брюки, безукоризненно сшитые на заказ, как и вся его одежда, белоснежная рубашка с закатанными до локтей рукавами, пиджак перекинут через плечо.

Он был высок, под метр девяносто, с мощной, гибкой грацией атлета. Такие мужчины, появляясь в комнате, полной народа, тут же привлекают к себе внимание. Он обладал чем-то большим, нежели просто привлекательная внешность, случайный дар природы. Было что-то непреодолимо притягательное в том, как он держал себя, в его скупых, изящных движениях; что-то завораживающее в твердых чертах лица, обрамленного черными волосами, в изумрудной зелени глаз.

Все эти месяцы, что они провели вместе, она не переставала изумляться, что такого мужчину пленила она. Она!

Но ведь это неправда, подумала она сейчас. Он никогда не был пленен ею. Он пленен яркой, полной жизни девушкой, придуманным созданием, которого в реальности не существовало.

А Кэтрин Льюис, добавила она с покорным вздохом, никогда не была ни полной жизни, ни яркой. Она была замкнутой, осмотрительной посредственностью. Тот образ, что она взяла взаймы на несколько месяцев – по причинам, которые никогда не сможет ему объяснить, – принадлежал кому-то другому, и настала пора его возвратить.

Она вкусила свободы, но у свободы есть своя цена, и пришло время платить по векселям.

Он улыбнулся, приближаясь к ней, и она вновь испытала на себе его мрачноватое обаяние, способное растопить даже айсберг.

– Кэтрин, – еще не успев подойти, произнес он. – Так мы наконец-то и сюда добрались.

Краешком глаза Кэтрин заметила, как две загоравшие в двух-трех метрах от нее девушки, прикрыв глаза, украдкой рассматривали его. Женщины всегда обращали на него внимание.

– Мне жаль, если я отвлекла тебя от важных дел, – проговорила она, чтобы хоть что-то ответить, пока он, бросив пиджак на траву, устраивался рядом с ней.

Только бы не оказаться к нему слишком близко! Это было бы смерти подобно.

– Вот как? – лениво протянул он, оборачиваясь к ней, и она едва удержалась, чтобы не поддаться на сексуальную, теплую глубину его голоса. – А мне кажется, что просто стыдно в такую погоду быть привязанным к офису.

– Ну, ты-то, к счастью, – отозвалась она нервно, упорно сохраняя между ними дистанцию, – можешь позволить себе удовольствие прогуляться, когда пожелаешь, поскольку офис принадлежит тебе.

Она перевела взгляд на его длинные загорелые пальцы и вспомнила, как они прикоснулись к ней в первый раз – осторожно, нежно, зажигая каждую клеточку ее тела восторгом впервые пробудившихся ощущений.