Он рассмеялся. Когда-то он сказал ей, что в жизни не встречал более искреннего человека.

– Люди по большей части сильно меняются, когда рядом с ними появляется кто-нибудь богатый или влиятельный, – сказал он ей тогда. – А вот ты – нет.

Что бы он о ней подумал, если бы только знал?..

– К счастью, да, – согласился он, скосив на нее прищуренные глаза.

– А как продвигается проект? – Она решила дать себе еще капельку времени, прежде чем нырнуть, как в омут с головой, в то, что ей предстояло сказать. Я люблю тебя, мысленно проговорила она. Я люблю тебя. Прости.

– Ты же на самом деле не хочешь сидеть тут и обсуждать со мной дела, – протянул он и устроился рядом с ней на спине, подложив под голову руку. Одно неуловимое движение – и он притянул ее к себе, рассмеявшись, когда она ахнула от неожиданности, а потом пристроил ее голову у себя на плече и обнял свободной рукой, положив ладонь у самой ее груди.

На мгновение ее охватила паника, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы расслабиться.

– Лично я могу перечислить тысячи вещей, – сказал он ей прямо в ухо, – которыми мне хотелось бы заняться с тобой куда больше, чем разговаривать о работе. Ну, по меньшей мере, – хохотнул он раскатистым, грудным смехом, приглашавшим ее разделить его радость, – одну точно. Почему бы нам не вернуться ко мне с парочкой бутылок шампанского и, скажем, копченым лососем и не провести остаток дня вместе?

– Нет-нет, правда, нет, Доминик, – поспешно сказала она, с трудом вырываясь из его объятий.

Она подтянула колени и обхватила их руками, глядя на него сверху вниз. Его глаза были полуприкрыты, и темные, густые ресницы, подрагивая, почти касались щек. В нем должно было бы быть нечто женственное, но не было. Наоборот, его лицо казалось воплощением мужественности.

Как много ты мне дал, думала она; а я – была ли я эгоистичной и трусливой? А может, я просто вела себя как обыкновенное слабое человеческое существо?

– Верно, – отозвался он и, открыв глаза, взглянул на нее. – День слишком хорош, чтобы сидеть взаперти, пусть даже и в шикарной квартире. А как насчет прогулки на машине? – От лениво-загадочного блеска его глаз кровь у нее в жилах забурлила, как пена морского прибоя. – Сядем в мою машину и поедем куда глаза глядят, пока не увидим место, где нам бы захотелось остановиться. Мне, например, очень по душе мысль о морском побережье.

– Здесь побережье совсем не похоже на те, к которым ты привык, – сообщила ему Кэтрин, пристраивая подбородок на коленях. Она понимала, что этот бесцельный разговор никуда не приведет ее, что ей все равно придется сказать то, что ей сказать необходимо, но теперь, когда час правды пришел, ею овладело отчаянное желание потянуть время, пробыть вместе с ним как можно дольше, пока еще есть такая возможность.

– Море, скорее всего, будет серо-свинцовым, песок – крупным, и пляж будет заполнен тысячами людей.

– Хорошо, что ты работаешь не в туристической компании, – произнес он, и она против воли усмехнулась.

– Я никогда не была в Шотландии… – Ты наполнил смыслом мою жизнь, думала она. Ты превратил ее в нечто стоящее. Неужели я взяла слишком много? – Но мне кажется, что там пляжи другие. Дикие, пустынные.

Честно сказать, она вообще нигде не была. Отец бросил семью, когда ей исполнилось пять, и с того дня ее мать считала каждое пенни, вечно напоминая дочери, что денег у них едва хватает на новую пару обуви, а о всяких там поездках на каникулы нечего и мечтать.

– Звучит заманчиво. – Он сел и, дотянувшись до нее, опустил ладонь на ее щеку. – Поехали в Шотландию.

– Не глупи, – покраснев, сказала она. От прохлады его пальцев ее пронизала волна возбуждения…

– Неужели тебе не дадут отпуск? – мягко спросил он. – Уверен, что я смог бы уговорить твое начальство. Нет – так я просто куплю всю компанию, и отпуск тебе обеспечен.

– Нет! – Она старалась не распространяться по поводу своих занятий в Лондоне. Эмма – подруга, с которой она делила квартиру, – сочинила эту небылицу для Доминика, и Кэтрин постоянно запутывалась во лжи, причем скрывать ее становилось все труднее.

Так много полуправд, так много теней среди света, но, если ты воспарил в небеса впервые в жизни, тебе так тяжело примириться с необходимостью стремительного, горького падения.

– Сейчас погода прекрасная, – слабым голосом проговорила она. – Но ты же знаешь, как у нас бывает. Не успеем мы доехать хоть куда-нибудь, солнце передумает светить и польет дождь.

– Я отвезу тебя в свой дом на Карибском побережье. Когда там льет дождь, люди вздыхают с облегчением, потому что могут отдохнуть от жары.

– Доминик Дюваль, у вас слишком много денег…

Дай мне еще раз увидеть твою улыбку, подумала она, ту самую, что предназначена мне одной. Ты – единственный человек, который что-то делал для меня. Разве ты можешь винить меня за то, что я чувствую себя особенной, если такого у меня не было никогда в жизни?

Он смотрел на нее, дразня ее взглядом.

– Что это, уж не собираешься ли ты прочесть мне нотацию? – Его голос был полон нежности, и она резко отвернулась. – Ну, объясни мне, чем плохо, что у меня слишком много денег? До сих пор мне этого никто не говорил. – Он провел пальцем по ее руке, и она вздрогнула. – А уж тем более – женщина.

– Тебе неизвестно, что такое нужда, – сказала Кэтрин, не обращая внимания на реакцию своего тела. – Живешь как будто внутри разноцветного мыльного пузыря.

– Тебя послушать – так я безответственный тип, – смеясь, ответил он, – а мои компании, не забывай, несут ответственность за средства к существованию тысяч людей.

– Полагаю, что так, – ответила она, а он поднялся и стал рядом.

– И я, хочешь верь, хочешь нет, в самом деле забочусь о них.

– Ты не обязан оправдываться передо мной за свой образ жизни.

– Нет, обязан. – Он устремил на нее такой пронзительный взгляд, что у нее туман поплыл в голове. – Больше ни перед кем, но перед тобой – да.

Она натянуто рассмеялась, отвернувшись от него.

– Сегодня слишком жарко для подобных споров.

– Но это обсудить необходимо. Та жизнь, что я веду, – она может показаться тебе невыносимой…

– То есть… что ты хочешь этим сказать?

Он не ответил. Рука его нырнула в карман пиджака, он выудил оттуда маленькую коробочку и протянул ей. Кэтрин уставилась на нее, онемев от ужаса.

– Ну же, давай. Возьми ее, – грубовато приказал он.

Она все еще сидела, обняв руками колени, и ее пальцы с силой вжались в кожу. Как она может взять эту коробочку? Она, конечно, знала, что их отношения становятся глубже – это стало одной из причин, почему она решила, что пришло время их прекратить, – но такого все равно не предвидела. Она знала, что находится в этой коробочке. Бомба, готовая разорваться, – вот что там такое.