назад сам Первый советник осведомился, собираешься ли ты поступать в Академию. Естественно, мне пришлось ответить утвердительно.

Ошеломленная, я встретилась с дядей взглядом.

– Но ведь я…

– Да, я знаю, что Академия – последнее место, где тебе следует находиться. И всё же у меня не было выхода. Привлекать внимание к твоей… аномалии крайне нежелательно.

Дядя слегка поморщился, словно раскусил кисличную палочку.

– Я проанализировал все имеющиеся варианты и нашел оптимальный. Через неделю состоится помолвка, а через полтора месяца ты выйдешь замуж.

Мне показалось, что дядя вдруг заговорил на древнесеррийском. Какая еще помолвка? Что значит «замуж»?

Весь мой гнев неожиданно испарился, словно по венам потекла ледяная вода. Через неделю? Видимо, меня настигла кара Зеннона – за то, что осмелилась сегодня оскорбить своей ложью его возлюбленную Дею.

Дядя сильнее забарабанил пальцами по письму, избегая моего взгляда:

– Замужество – твоя единственная возможность скрыть отсутствие дара. Если ты не поступишь в Академию, возникнут вопросы. Нежелательные вопросы, на которые будет трудно ответить в удовлетворительной манере. Если же ты выйдешь замуж, всё спишут на нежные девичьи чувства, которые не позволяют оставить новоиспеченного мужа. Оптимально, если ко времени поступления можно будет намекнуть и на готовящееся пополнение семейства. Ты всецело посвятишь себя семье и детям, и постепенно вопросы у всех отпадут сами собой.

Я сидела, неприлично вытаращив глаза, с приоткрытым ртом. Я не ослышалась? Оптимальный вариант? Он что, шутит?

Только я никогда не слышала, чтобы дядя шутил. Я попыталась хоть что-то сказать, но слова застряли где-то в легких.

Дядя, поправив идеально стоявшую чернильницу, по-своему истолковал мое молчание:

– Понимаю, что всё это весьма скоропалительно. Но дело в том, что найти жениха для тебя было очень непростым делом с учетом всех обстоятельств. Только сегодня я наконец получил окончательное согласие касательно одного кандидата.

Он взял в руки письмо и пробежал взглядом по первой странице. Как завороженная, я уставилась на ровные строчки, выписанные размашистым почерком. Внезапно мне стало нечем дышать.

– Хе́йрон Бернел, – сказал дядя сухим тоном. – Сын Огаста Бернела, главы торгового дома «Бернел и Родд».

Против воли мои брови взлетели.

– Хейрон? Его зовут как… любимого пса Зеннона?

– Очевидно, так, – лицо дяди оставалось абсолютно бесстрастным, словно в таком имени не было ничего необычного. – Как бы то ни было, это законопослушная семья, достаточно обеспеченная, хотя их состояние значительно пошатнулось после прекращения торговли с Альвионом. Молодой человек как раз заканчивает основной курс обучения в Академии камневидцев. Говорят, амбициозен, не желает идти по стопам отца, метит в Советники. При иных обстоятельствах мы могли бы рассчитывать на кого-то более соответствующего твоему статусу, но, увы, выбирать не приходится.

Дядя сказал еще что-то о матери Хейрона и их имуществе, но всё прошло мимо меня. Силой воли я заставила себя снова прислушаться.

– Естественно, мне пришлось дать понять, что ты не унаследовала талант своего отца. Завтра я встречаюсь с Огастом Бернелом и расскажу, что происходит с твоим даром на самом деле. Возможно, после этого он передумает. Но я сомневаюсь. Бернелы никогда не упускают выгодных сделок. Они должны прекрасно понимать, что это их единственный шанс породниться с такой семьей, как наша. Что же касается…

На меня накатила внезапная слабость, и я стиснула руки в кулаки, чтобы собраться с силами.

– Нет.

Мой голос был едва громче шепота, но дядя умолк и слегка поднял брови.

– Нет?

– Я не могу.

– Не можешь. Почему же? – голос дяди прозвучал еще более напряженно и холодно, а пальцы вновь принялись отстукивать барабанную дробь по столу.

Почему? Я посмотрела на белую, без единого пятнышка форму дяди. И он меня еще спрашивает… Сколько себя помню, я всегда делала лишь то, чего от меня ожидали другие. Никто никогда не интересовался моим мнением. Но я надеялась, что, став совершеннолетней, обрету хоть немного свободы. А эта помолвка загонит меня в клетку, из которой я никогда не выберусь. Мое горло словно обхватила удавка, стало трудно дышать.

– Разве твое сердце занято?

Вопрос дяди застал меня врасплох, и я почувствовала, как мои щеки залил румянец. Опустив глаза на стол, я пару раз беззвучно открыла и закрыла рот и наконец выговорила:

– Нет.

– В таком случае вопрос решен.

Стараясь унять охватившую меня дрожь, я впилась пальцами в браслет на запястье. И предприняла последнюю попытку, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало обвинение:

– Мне придется при всех поклясться на книге Закона, что мое решение выйти замуж добровольное.

Никто не мог принудить меня к клятвопреступлению.

Неожиданно дядя хмыкнул – единственный знак того, что мы с ним были связаны родственными, неформальными узами. Но в глазах его не было веселья – только мрачная уверенность.

– Я ни к чему не собираюсь тебя принуждать. Как и предполагает Закон, твое решение будет добровольным. Именно поэтому ты подумаешь над моими словами, а завтра с утра передашь с Гаэном свой ответ – «да» или «нет» будет вполне достаточно.

От его спокойного уверенного тона меня начало по-настоящему трясти. И внезапно для самой себя я спросила:

– Почему нельзя просто заявить, что мой дар не проявился? Или сказать, что он неожиданно пропал?

И услышала мольбу и отчаяние в собственном голосе.

Губы дяди сжались, а его взгляд снова обратился к миниатюрной статуе Зеннона.

– Об этом и речи быть не может. Это… небезопасно.

– Небезопасно? – Мое сердце помертвело. – Меня же… меня же за это не изгонят?..

– Твоя аномалия не есть нарушение Закона, никто не подвергнет тебя за нее изгнанию. Но я не хочу, чтобы над моей племянницей ставили опыты!..

Он резко замолчал и неожиданно смял письмо, заставив меня снова вздрогнуть.

– На сегодня всё. Завтра буду ждать твоего ответа.

Опыты? Какие опыты? Я не осмелилась спросить, что дядя имел в виду, заметив, каким отстраненным стало его лицо, словно он уже погрузился в обдумывание очередного доклада.

Я постаралась как можно незаметнее выскользнуть из кабинета. Но уже у двери меня вновь настиг холодный голос дяди:

– Подумай хорошенько, Вира.

Не проронив ни звука, я вжала голову в плечи и вышла.

Я поднялась наверх, но не вернулась к себе в комнату, а вы шла на широкую террасу. Меня тянуло на свежий воздух. В дальнем правом углу стояла скамейка, полускрытая кустами самшита и жимолости. Мое самое любимое место, где можно ото всех спрятаться.

Я прошла туда, огибая садки с блестящими черными солларами. Камни, вбирая в себя солнечный свет, казалось, нежились на мартовском солнце, словно коты. В подвале дома находился огромный резервуар с водой, которую