Отношение Запада к метафизическим проблемам специфическое. Попросту говоря, изначально и окончательно рациональное. Даже такое явление как смерть, мы воспринимаем «концептуально». Вроде бы смерть – это предел/граница бытия человека, который помыслить, «пережить», выстрадать он не может, но нет, и здесь пытливый западный ум не хочет уступать своих позиций. Придумали концепцию «пограничных ситуаций», в которых человек должен осознавать факт конечности своего существования. Вообще тема смерти является одной из самых любимых и модных в западной гуманистической мысли последних ста лет. В академической философии XX века она с завидным постоянством выражается в серии последовательных убийств.

Как и подобает «просвещенному разуму», каждое убийство тщательно продумано и занимает свое достойное место в логике последовательных смертей. Сначала «убили» Бога. Затем, наглотавшись вволю волюнтаризма, «убив» гениев и революционеров, «замочили» Субъекта. После того как «рефлексивного Я» не стало, «упокоили душу» и самой философии. «Всем спасибо, все свободны»! Кто следующий? Агаты и Артура уже нет, а Дарья и Борис, к сожалению, не являются специалистами в цивилизационных убийствах. Остается положиться на собственную дедукцию. Вам ничего не напоминает данная танатологическая последовательность: «смерть человека/тела» (ощущений) – «смерть субъекта» (разума) – «смерть философии» (самосознания) – «смерть бога» (религии) – «смерть Я» (духа)? Именно так! «Ай да Гегель, ай да сукин сын»! Принял удар на себя! Не зря его называют «последним истинным философом». Итак, мы знаем жертву, кто убийца? Убийца тоже известен – это «аноним», «фланер», «симулякр», «дивид» – одним словом, постмодернист! Холодный рациональный убийца методически уничтожает все звенья феноменологической системы великого модерниста. Каковы мотивы? Одна из версий – «деконструкция». Ломать не строить! Разрушая прошлые принципы и уничтожая былых кумиров, легче воздвигать собственный памятник. Другая – эзотерическая «ирония». Информация для посвященных: как бы для смеха разрушим все классическое, а на самом деле еще раз повторим объективные законы бытия. Чем мы хуже? Но это тайна, о которой никому не скажем. В подтверждение данной дедуктивной линии хочется заметить, что в настоящее время мы с вами живем в эру субъективности и не равен час, как будет объявлена и ее смерть, т. е. «смерть самости». Может быть, попытаемся предотвратить преступление? Устроим засаду и будем «ловить на живца»? Встанем всем миром на защиту последнего, что у нас осталось – нашего «внутреннего мира»?

И что все это значит? Зачем, о чем и для кого? Существует небольшая группа «эстетов», которым «хочется внутренней гармонии», устали они от «духless», прагматизма, формализма, «консюмеризма», «гламурности» и т. д., и т. п. Подобно «черным» археологам, они ведут самостоятельные нелегитимные поиски своего «Я», заходя попеременно то в храмы Науки и Церкви, то в «Сады Эпикура». Каково их будущее? Быть «брошенными» в бытии – к этому-то они уже приспособились, – или выброшенными с «праздника жизни» современного общества? Стать маргиналами? Забыть про творчество, «ум, честь и совесть»? В век информационных технологий и средств массовых коммуникаций молчать нельзя. Поэтому все громче слышны призывы к «восстанию элит», но давайте не забывать, что в классическом варианте элита была не глобализационная, а духовная! Наш западный «Универсальный дух» точно такой же, как и у индусов. Значит, он один на всех. Поэтому дело Востока показывать его, а Запада – описывать, каждому – свое. И будет «мир во всем мире», толерантность и гомогенность!

дуалистичность современной культуры – философия как искусство и искусство как философствование – драматический характер культуры – плюралистичность природы драматического – драматическая природа свободы человека

С момента выхода в 1980 году книги Ихаба Хасана «Прометеев огонь: Воображение, наука и изменения в культуре» тема плодотворности синтеза художественного и научного познания прочно вошла в философский дискурс. Социальная реальность все чаще описывается языком эстетики и современные исследователи культуры используют понятия текст, ирония, театральность, игра, пастиш и пр. Здесь уместно вспомнить, что «теория» и «театр» являются однокоренными словами и эстетическое гармонично представляет сферу пластической выраженности смысла, поскольку вечная идея (смысл, эйдос, ум) и неуничтожимая материя (условие любой воплощенности) – два полюса античного мира, а трагедия – поле свершения, на котором соединяется несоединимое[1].

Сегодня исследователь должен выбрать для себя свое определение культуры или ее основополагающий принцип, в контексте которого и строится логика его исследования. С нашей точки зрения, культура организована как система дуальных оппозиций. Дуальность культуры создает основу для порождения новых элементов культуры – новые смыслы, решения. Она есть одно из определений культуры. Соглашаясь с А.С Ахиезером[2], необходимо отметить, что сегодня налицо потеря в теориях постмодерна осознания значимости дуальных оппозиций – это есть результат определенной формы философствования, отказавшегося от попытки объяснения механизма смыслообразования. Особенность современной культуры в ее драматичности, в природе которой скрываются дуальность и противоречие. Драматичность представляет собой не только черту культуры и социального бытия, но является имманентно-антропологической субстанцией, лежащей в основе человеческого существования. Двумя формами социальной реальности в рамках драматического являются трагическое и мелодраматическое, о которых можно говорить как о категориях социальной теории, содержание которых может существовать сначала в формах, способах деятельности (в виде импульсов), затем приобретает всеобщее значение для определенного типа культуры (в виде трагического и мелодраматического), а потом происходит отделение этих форм от самой деятельности и признание их «самостоятельного» существования в сфере идеального (как формы социальной реальности). Трагическое и мелодраматическое как две формы социальной реальности представляют собой оппозиции, присущие драматическому типу культуры, определяющим критерием и сущностным отношением которой является противоречие. Противоречие как ключевое понятие драматической культуры является основным принципом рассмотрения экзистенциальных проблем личности.

Появление новых категорий в связи с возникновением новых философских учений отчетливо просматривается в философии XX века. Так, «философия пессимизма» делает экзистенциальными формами такие понятия, как «страх», «заброшенность», «пограничная ситуация» и т. д. В философии драматическое рассматривалось либо в рамках эстетики: трагическое, комическое, театр и т. д., либо в рамках философии трагедии: работы Ф. Ницше, Вяч. Иванова, Л. Шестова, о. С. Булгакова и др. Чаще всего драма определялась как форма искусства и ее взаимоотношения с действительностью складывались в рамках взаимоотношения искусства и общества. Сегодня драма стремится расшириться до возможности быть жизнью. Это понимание является следствием, в первую очередь, взаимоотношений искусства и философии. С ростом популярности феноменологии, которая абсолютизирует непосредственно данную ступень познания как переживание, современная философия начинает рассматриваться как искусство, провозглашая чувственное, непосредственное и очевидное постижение истины. В данном случае не имеется в виду то, что философия абсолютно тождественна искусству, что согласно точкам зрения Кьеркегора, Ницше, Адорно, Мерло-Понти и многих других, в научном, логическом познании усматривается как нечто отрицательное, сковывающее человеческое мышление. Философия как искусство призвана преодолеть слишком одностороннее представление о бытии и дополнить понимание иррациональным постижением. Рассматривая бытие феноменологическим методом, то есть как изучение сущностей, современная философия несет в себе сущность искусства так же, как и драма, а будучи формой социальной реальности, содержит в себе сущность искусства. Таким образом, возможна попытка прямого описания нашего опыта, понимаемого как социальная действительность. Это один из тех путей, который дает уверенность, что сущность человека никогда не была оторвана от сущности мира, один из тех способов нахождения объективной связи между действительностью и идеей, между существованием и ценностью, примирение, осуществляемое как созерцательно, так и художественно. Возведенная в искусство истина, по Гете, учит тому, что идеальные ценности жизни не должны находиться за пределами самой жизни. Другими словами, истина в современной философии опосредована категориями искусства. Способ современного философствования можно метафизически описать через анализ Мерло-Понти живописи П. Сезанна: «отыскивать реальность, не покидая ощущения, не принимая никакого другого руководителя, кроме природы в непосредственном впечатлении, не обводя контуры, не обрамляя цвет рисунком, не компонуя ни перспективу, ни картину… Он просто пытался соединить природу и искусство»[3]. Искусство вообще и трагическое в частности, традиционно выступало как отражение действительности вообще и противоречий действительности в частности. Если предположить, что драматическое имманентно присуще социальной реальности, то социальное будет выражением трагического или мелодраматического, вкладывая в отраженную теми или иными средствами реальность определенный смысл и значение, имеющие конкретный общественно-исторический характер. Драматическое необходимо рассматривать не только как форму отражения объективной действительности, но и как то, что может существовать наряду со всеми другими вещами само по себе и быть формой познания подобно тому, как итальянское кино (неореализм) стремится тесно сблизить два понятия – жизнь и зрелище, – чтобы первое поглотило второе. Можно сказать, что это всегда было стремлением искусства, но итальянский неореализм немного больше, чем искусство. Его стремление видеть вещи такими, какие они есть, ощущается с такой силой и решительностью, что может даже достигать жестокости, и это имеет значение вне искусства и еще более, чем искусство.