Сразу несколько человек, с разных сторон, налетели на меня, заломив руки за спину. Я бросил взгляд туда, где только что стоял Дим Димыч, но он, надежно закрытый живым щитом из двоих охранников, был уже почти у ворот. И никто не пытался схватить его! Сдал меня, гнида!

Следователь, вальяжно откинувшись в кресле, делал вид, что изучал мое дело. Именно делал вид. Хотя на папке и значилось мое имя, наспех нацарапанное карандашом, вся кипа листов была девственно чистой. Я это прекрасно видел в отражении в стекле за спиной капитана. Лоховская разводка. Но разочаровывать милиционера я не спешил.

— Да-а, гражданин Грачев, да-а… — протянул следователь, перевернув страницу. — Такую фамилию позорите!

— И в чем меня обвиняют, — поинтересовался я, с трудом подавив смешок.

— Тут же написано, — страж порядка ткнул пальцем в пустое место. — Работорговля. Это раз. И легализация денежных средств, добытых преступным путем. Это два. В особо крупных размерах! Это три.

— А вот это враки! — возразил я. — Я ничего не легализовавал! Я прямо так, сразу, чернухой тратил!

Следователь от такой наглости даже потерял равновесие. Пробалансировав несколько секунд на двух ножках, чуть не свалившись на пол вместе с креслом, он, все же, удержался и громко шлепнул папкой по столу.

— Шутим? Или я записываю это, как признание?

— Слушай, капитан! Хорош пургу гнать! Да, землянам торговля чертями запрещена. И что? Кого когда за это осудили? Ты не хуже меня знаешь, что без рабов все шахты встанут. И у тебя вместо лампочки будет светить лучина. А вместо пистолетика в кобуре — будет дубинка. Хорошая такая, деревянная дубинка. А на счет легализации… я тебе даже точную дату назову, когда ты это докажешь! Никогда! Давай договоримся прямо сейчас: я даю тебе сто рублей. Сто! Рублей! Поверь, это очень щедрое предложение! И забываю, что твои архаровцы застрелили Ягдаша. И мы расходимся миром.

— Он сопротивлялся! — взвизгнул следователь, было растерявшись, но, одумавшись, взял себя в руки. — А это уже — попытка взятки должностному лицу! Четыре!

— Тогда у меня другое предложение. Я вспоминаю, что у Ягдаша есть… был ханский патент на работорговлю, просроченный, или нет — не моя забота. Рассказываю, что он — мой наниматель и строчу длиннющую жалобу в Комитет Охраны Правопорядка. Тут расклад тем более не в твою пользу!

— Нет, Грачев! — воскликнул блюститель закона. — Мы с тобой никак не договоримся! Потому что ты — преступник. А я — мент. Я присягу давал: давить таких, как ты. Запомни, уголовная мразь: правосудие — неподкупно!

На последних слова следак поднял вверх палец, при этом рукав его мундира задрался, обнажив сразу двое золотых часов, бывших собственностью моего компаньона. Капитан слишком поздно осознал свою ошибку, и, поспешно отдернув манжет, завопил:

— Дежурный!

В кабинет сию секунду залетел здоровый лоб в сером пятнистом камуфляже с сержантскими нашивками. Словно ждал за дверью.

— Увести, — распорядился капитан.

— Куда?

— На Кудыкину гору! В камеру, конечно. Только это… — честный коррупционер поморщился. — Посади куда потише. Он еще нужен.

— Сделаем, — заверил сержант.

Пока меня вели по коридорам, я думал. Дело мое выглядело необычно. В то, что на меня заведут дело, я слабо верил. В то, что оно дойдет до суда — еще меньше. А если, в крайнем случае, оно так и случится — что там мне грозит за работорговлю? Штраф, как максимум! Тысяч пять. Ну, может, десять. Тут уверенности у меня не было — Уголовное Уложение я давно не перечитывал, а его переписывали раз в полгода — стабильно. Т. е. при худшем раскладе — четыре месяца работы, чтобы выйти в ноль. Ах, да, конфискуют грузовик, оружие… это хуже! Так я встряну тысяч на 20–25. Чтобы восстановиться уйдет почти все, что я скопил на черный день! Да и прикипел я как-то к своему автомобилю… может, стоило взятку посерьезнее предложить?

А, с другой стороны — стали бы из-за такой фигни поднимать штурмовую бригаду и валить Ягдаша? Скага тоже жалко. Не так, как машину и снаряжение, но, все же, он был хорошим партнером. Готовил восхитительно, как и все инопланетяне. Воровал в меру. На дудочке неплохо играл. Хотя это, скорее минус. Его музицирование крепко действовало на нервы. Найти доброго компаньона в наше время нелегко. Особенно, когда в чертях человеческого больше, чем в людях.

Нет, тут все непросто. Охотились именно на меня. Но на кой я кому сдался — вот главный вопрос.

Дежурный пинком отправил меня в камеру и закрыл дверь. Ключ повернулся в замке с ужасающим скрежетом. Через маленькое, забранное решеткой окно почти под самым потолком, в помещение проникала только ночь, а единственной тусклой лампочки явно не хватало для освещения всей темницы.

Унитаз в углу, рядом с ним — рукомойник. Две тумбочки, двое жестких деревянных нар с ворохом постельного белья с клопами, между ними — стол. Неприятное место. Впрочем, я б сильно удивился, если б тюрьма оказалась место приятным. Я уже собирался упасть на кровать, как вдруг тряпки зашевелились и из-под них показалась рогатая голова с желтыми глазами.

Скаг!? Арестантский устав не запрещал размещать землян вместе с инопланетянами, но существовали неписанные правила, согласно которым такое соседство — недопустимо!

— Шелофек? — удивленно прошепелявил краснокожий.

Даже в полутьме я разглядел, что в его пасти напрочь отсутствовали зубы.

— Шелофек, — передразнил я, устраиваясь на свободных нарах.

— Тепя жа шо? — поинтересовался черт.

— Скагами торговал, — ответил я.

— Быфает, — вздохнул краснокожий.

— А тебя за что?

— Людей кушал, — вздохнул рогатый.

Я даже подпрыгнул на месте. Нихрена себе — камера потише! С соседом-людоедом! Это ж расстрельная статья! Что же тогда творится в других?

Кушать людей — случай не особо частый, но и не исключительно редкий. У скагов на этот счет был целый культ. Они свято верили то, что с плотью землян перенимают наши знания и навыки. Ежу понятно, что на деле перенимали только диарею, но тут вина не людей, а пренебрежение элементарными правилами гигиены самими инопланетянами.

Облокотившись на стол, я приподнялся, оценивая сокамерника. Этот, похоже, в заточении находился уже давно. Тощий — кожа да кости. Да и зубы выбиты. Один на один — точно справлюсь. Но, на всякий случай, я решил спать как можно более чутко.

И не ошибся! Посередь ночи я проснулся от прикосновения к себе. Не нужно быть Тилисом, Единым В Трех Ликах, чтобы догадаться, что лапал единственный, кто находился в камере, помимо меня — людоед! К счастью, он не выбирал наиболее вкусные места, а просто шарил по карманам. Но даже это мне сильно пришлось не по нраву. Это — мои карманы. Карманов много. Но эти карманы — мои. И шарить по ним имею право только я.