— В Зеленой долине, если не ошибаюсь?

— Ну да, тут рукой подать, и я решила… — Она оченьторопилась.

— Извини меня, — сказал он, догоняя ее с видомкрайней озабоченности. — Я совершенно забыл: я же пригласил к нам сегоднядоктора Нлле!

— Доктора Нлле! — Она подалась к двери.

Он поймал ее за локоть и решительно втащил в комнату.

— Да.

— А как же Пао…

— Пао подождет, Илла. Мы должны принять Нлле.

— Я на несколько минут…

— Нет, Илла.

— Нет?

Он отрицательно качнул головой.

— Нет. К тому же до них очень далеко идти. Через всюЗеленую долину, за большой канал, потом вниз… И сегодня очень, очень жарко, идоктору Нлле будет приятно увидеть тебя. Хорошо?

Она не ответила. Ей хотелось вырваться и убежать. Хотелоськричать. Но она только сидела в кресле, словно пойманная в западню, и сокаменевшим лицом разглядывала свои пальцы, медленно шевеля ими.

— Илла, — буркнул он, — ты останешься дома,ясно?

— Да, — сказала она после долгого молчания. —Останусь.

— Весь день?

Ее голос звучал глухо:

— Весь день.

Шли часы, а доктор Нлле все не появлялся. Казалось, муж Иллыне очень-то удивлен этим. Уже под вечер он, пробормотав что-то, подошел кстенному шкафу и достал зловещее оружие — длинную желтоватую трубку с гармошкоймехов и спусковым крючком на конце. Он обернулся — на его лице была лишеннаявсякого выражения маска, вычеканенная из серебристого металла, маска, которуюон всегда надевал, когда хотел скрыть свои чувства; маска, выпуклости и впадиныкоторой в точности отвечали его худым щекам, подбородку, лбу. Поблескиваямаской, он держал в руках свое грозное оружие и разглядывал его. Оно непрерывножужжало — оружие, способное с визгом извергнуть полчища золотых пчел. Страшныхзолотых пчел, которые жалят, убивают своим ядом и падают замертво, будто семенана песок.

— Куда ты собрался? — спросила она.

— Что? — Он прислушивался к мехам, к зловещемужужжанию. — Раз доктор Нлле запаздывает, черта с два стану я его ждать.Пойду, поохочусь. Скоро вернусь.

А ты останешься здесь, и никуда отсюда, ясно? —Серебристая маска сверкнула.

— Да.

— И скажи доктору Нлле, что я приду. Только поохочусь.

Треугольная дверь затворилась. Его шаги удалились вниз пооткосу.

Она смотрела, как муж уходит в солнечную даль, пока он неисчез. Потом вернулась к своим делам: наводить чистоту магнитной пылью,собирать свежие плоды с хрустальных стен. Она работала усердно и расторопно, нопорой ею овладевала какая-то истома, и она ловила себя на том, что напевает этустранную, не идущую из ума песню и поглядывает на небо из-за хрустальныхколонн.

Она затаила дыхание и замерла в ожидании.

Приближается…

Вот-вот это произойдет.

Бывают такие дни, когда слышишь приближение грозы, а кругомнапряженная тишина, и вдруг едва ощутимо меняется давление — это дыханиенепогоды, летящей над планетой, ее тень, порыв, марево. Воздух давит на уши, иты натянут как струна в ожидании надвигающейся бури. Тебя охватывает дрожь.Небо в пятнах, небо цветное, тучи сгущаются, горы отливают металлом. Цветы вклетках тихонько вздыхают, предупреждая. Волосы чуть шевелятся на голове.Где-то в доме поют часы: «Время, время, время, время…» Тихо так, нежно, будтокапающая на бархат вода.

И вдруг — гроза! Электрическая вспышка, и сверхунепроницаемым заслоном рушатся всепоглощающие волны черного прибоя и громовойчерноты.

Так было и теперь. Близилась буря, хотя небо было ясным.Назревала молния, хотя не было туч.

Илла бродила по комнатам притихшего летнего дома. В любоймиг с неба может пасть молния, и будет раскат грома, клуб дыма, безмолвие, шагина дорожке, стук в хрустальную дверь — и она стрелой метнется навстречу…

«Сумасшедшая Илла! — мысленно усмехнулась она. —Что за мысли будоражат твой праздный ум?» И тут — свершилось.

Порыв жаркого воздуха, точно мимо пронеслось могучее пламя.Вихревой стремительный звук. В небе блеск, сверкание металла.

У Иллы вырвался крик.

Она побежала между колоннами, распахнула дверь. Онауставилась на горы. Но там уже ничего…

Хотела ринуться вниз по откосу, но спохватилась. Она обязанабыть здесь, никуда не уходить. Доктор должен прийти с минуты на минуту, и мужрассердится, если она убежит.

Она остановилась в дверях, часто дыша, протянув вперед однуруку.

Попыталась рассмотреть что-нибудь там, где простерласьЗеленая долина, но ничего не увидела.

«Сумасшедшая! — Она вернулась в комнату. — Это всетвоя фантазия. Ничего не было. Просто птица, листок, ветер или рыба в канале.Сядь. Приди в себя».

Она села.

Выстрел.

Ясный, отчетливый, зловещий звук.

Она содрогнулась.

Выстрел донесся издалека. Один. Далекое жужжание быстрыхпчел. Один выстрел. А за ним второй, четкий, холодный, отдаленный.

Она опять вздрогнула и почему-то вскочила на ноги, крича,крича и не желая оборвать этот крик. Стремительно пробежала по комнатам к дверии снова распахнула ее.

Эхо стихало, уходя вдаль, вдаль…

Смолкло.

Несколько минут она простояла во дворе, бледная.

Наконец, медленно ступая, опустив голову, она побрела сквозьобрамленные колоннами покои, из одного в другой, руки ее машинально трогаливещи, губы дрожали; в сгущающемся мраке винной комнаты ей захотелось посидетьодной. Она ждала. Потом взяла янтарный бокал и стала тереть его уголком шарфа.

И вот издалека послышались шаги, хруст мелких камешков подногами.

Она поднялась, стала в центре тихой комнаты. Бокал выпал изрук, разбился вдребезги.

Шаги нерешительно замедлились перед домом.

Заговорить? Воскликнуть: «Входи, входи же!»?

Она подалась вперед.

Вот шаги уже на крыльце. Рука повернула щеколду.

Она улыбнулась двери.

Дверь отворилась. Улыбка сбежала с ее лица.

Это был ее муж. Серебристая маска тускло поблескивала.

Он вошел и лишь на мгновение задержал на ней взгляд. Резкимдвижением открыл мехи своего оружия, вытряхнул две мертвые пчелы, услышал, какони шлепнулись о пол, раздавил их ногой и поставил разряженное оружие в уголкомнаты, а Илла, наклонившись, безуспешно пыталась собрать осколки разбитогобокала.