Размышления о деньгах незаметно, но вполне логично пробудили в его памяти воспоминание о последней встрече с Катюшей («…восхитительная круглая попка… кожа как теплый мрамор… А фигура! Надо будет еще раз с ней увидеться. Только не в Стамбуле, это слишком опасно. С этими русскими никогда не знаешь, у них на уме одно: как бы тебя ободрать. Мне следует быть осторожным. Кто угодно может воспользоваться…»). Круговорот мыслей – деньги, секс, секс, деньги – и порожденные ими приятные картины помогли ему избавиться от напряжения. Он чувствовал себя в отличной форме; повторявшийся через равные промежутки времени прилив адреналина усиливал ощущение полного благополучия. Пока он обгонял длинный военный конвой, следовавший, как и он, к границе, ему подумалось, что в следующую командировку надо будет взять ее с собой на Мальту. «Сядем на паром в Валлетте, меньше двух часов пути – и мы на Сицилии. Мне уже пятьдесят восемь, через десять лет мне станет не до женщин. А эта куколка – настоящий подарок! Сам пророк спятил бы с ума, если бы увидел, как у нее встают соски…»

Левент попытался было мастурбировать, но бросил это дело. Он быстро приближался к Адане. Машин на дороге почти не было, если не считать бесконечные конвои, двигавшиеся к границе.

Сколько еще заданий ему предстоит выполнить, шагая по канату, натянутому над пропастью? Он не в первый раз задумывался о том, как бы половчее соскочить. «Сегодня у наших полно кеша, никогда столько не было… Развитие событий открывает нам поле для маневра, о каком мы раньше и не мечтали… Я нужен Эрдогану. Я – пешка в его игре, но важная пешка. Вместе с тем я делюсь кое-чем сладеньким с американцами… Сотрудничаю с исламистами… Мне сейчас нельзя расслабляться… ловкость рук… пока это всех устраивает… кроме этих уродов курдов… но пока все идет как идет…» На подъезде к Адане появились первые пробки. Он сидел за рулем уже несколько часов.

Он остановился на автозаправке, залил полный бак и сел на террасе выкурить сигарету. Съел бараний шашлык, выпил стакан ферментированного сока репы и снова тронулся в путь. Движение стало интенсивней, и Левент влился в общий поток. «Хорошо, что я уехал один. Не хватало еще, чтобы этот кретин торчал тут у меня за спиной». Дорога шла через апельсиновые рощи и хлопковые поля, перемежаемые овощными плантациями.

Он потратил уйму времени, пробираясь через Османие – город, протянувшийся через нагромождение холмов. Еще почти пять часов ушло, чтобы по широкому шоссе, словно ведущему из ниоткуда в никуда, наконец достичь Кобани («…они говорят: Айн-эль-Араб…»). Почти прибыв в пункт назначения, Левент вышел из машины и вскарабкался на насыпь, чтобы взглянуть на город, в котором с начала лета воевали друг против друга курды и джихадисты.

По ту сторону границы последние лучи солнца окрасили в пурпурный цвет город, разрушенный неделями сражений и бомбежек. Несмотря на окружавший его заслон из колючей проволоки, Кобани казался близким. Чудом уцелевшие минареты, здания, от которых остались одни стены, выпотрошенные горящие дома – от них в небо поднимались густые клубы дыма, редкие зеленые пятна садов на охре песка, белые фасады… Через убранные поля катили в облаках пыли военные автоколонны. С турецкой стороны, в паре десятков метров от него, с воем мчались, прорезая довольно густую толпу, санитарные машины.

Левент постоял немного, разглядывая растерянных людей, бегством спасающихся от ужасов войны. Старики с палками, стайки детей с огромными от голода и страха глазами, крестьянки в длинных юбках, многие с грудными младенцами на руках, калеки, нищие, раненые на импровизированных костылях и тут же, вкраплениями в однообразном потоке обездоленных, – торговцы водой, фруктами и хлебом, зеваки, карманники, искатели удачи, наркоторговцы и мелкие ростовщики – в грязной одежде, с небритыми лицами.

Левент наслаждался этой минутой, дарившей ему ощущение устойчивости посреди исторических потрясений; на том месте, которое он занимал, ничто не могло помешать ему свободно действовать и в каком-то смысле нарушить его комфорт. «Я – воин-кочевник; мои предки столетиями грабили население степей, пока не захватили новый Рим; у нас есть ловкость и сила; я никогда не буду таким, как этот сброд; во мне – сила, я действую, я играю. И трахаю белых куколок».

За демаркационной линией по лабиринтам улиц бродили, смешиваясь с ордами беженцев, вооруженные комбатанты, журналисты, фотографы, телевизионщики, съехавшиеся со всего мира.

С начала боев по эту сторону границы возник и быстро рос еще один город.

Примитивный мегаполис, порождение хаоса.

Состоящий из грязи и пыли.

Повсюду стояли палатки, горели костры, высились груды мусора; от прорытых канав несло дерьмом; тянулись бараки парамилитарных складов; виднелись пастельных тонов круглые шатры неправительственных организаций и времянки, сооруженные из растянутых на ветках деревьев ковров или одеял. Было много сирийских беженцев. Некоторые целыми семьями плюхались на колени и молились – христиане.

На каждом контрольно-пропускном пункте теснились люди в зеленой или темно-синей форме. Это были турецкие военные, которые контролировали все входы и выходы.

По ту сторону – Сирия. «Скоро мы надерем тебе жопу, Башар. Скоро возьмем тебя за яйца».

Очередь перед КПП двигалась в час по чайной ложке.

Левент не без труда пробился к заграждению и представился спецназовцу эрдогановской полиции. Молодой лейтенант сразу повел его в стоящий на холме дом, в котором расположился штаб турецкой армии; офицеры большую часть дня проводили возле окон, прижав к глазам бинокли. «Подсчитываем попадания и составляем рапорты, – объяснил один из них Левенту. – Жалко, майор, что вы не приехали вчера. Вчера коалиция вела активные действия. Не часто увидишь такие авианалеты, да еще в таких условиях. Целый день летали F-16… Было очень интересно, я могу показать вам видеозапись. Но мне еще надо заполнить кучу бумаг. Хорошо, что они устраивают такое не каждый день…»

Ему понравилось, что его назвали майором, хотя у него не было воинского звания. Только регистрационный номер в особой книге турецких спецслужб.

Он переночевал в штабе. Капитан уступил ему свою койку. Ночь прошла быстро. На следующее утро водитель в штатском отвез его на другую виллу, расположенную в нескольких километрах дальше, в Суруче. Здесь, как и повсюду в этой части мира, по повседневной жизни людей прокатилась война. Палаточные городки, шеренги гробов… По полям ездили бульдозеры, рыли братские могилы и ровняли площадки под новые сборные сооружения. Образовалось уже пять лагерей беженцев, в основном заполненных курдами. На обочине шоссе больше недели стояли грузовики с продовольствием в ожидании разрешения попасть в Кобани.

Дом пустовал. Его хозяин, владелец местной сети супермаркетов, сбежал после начала боев. Сторож – седой как лунь старик с рукой на перевязи – приготовил ему кофе и ушел в сад. Ровно в девять часов к воротам подъехала машина. Шофер выскочил первым и открыл пассажиру дверцу.

Левент наблюдал за происходящим из окна второго этажа, не в силах преодолеть возбуждения. Тот факт, что этот тип явился с пунктуальной точностью, укрепил его в приятном сознании, что он, как и его гость, принадлежит к особой касте лиц, которые не обязаны подчиняться законам обычной жизни. На пороге показался худощавый, почти тощий мужчина, одетый на западный манер.