https://bit.ly/2LLLeOP

Обиженной стороной в таких скандалах может быть любая угнетенная группа: женщины, представители ЛГБТ+, люди с инвалидностью или какими-то диагнозами, социально не защищенные люди (последние, впрочем, ввиду своей как раз незащищенности обычно не высказываются – или их не слышат вовсе) – или же группы или организации, действующие или говорящие от лица этих людей. Ключевое слово здесь «обиженной» – именно обида становится главной эмоцией новой этики.

Упомянутый профессор Андрей Зорин в интервью порталу Colta.ru говорит: «Центром самоощущения человека становятся способность и умение правильно оскорбиться от лица какой-то группы. В процессе проявления обиды мы конструируем собственную идентичность. Поэтому настойчиво ищем случая быть оскорбленными. Интересно, что в России эта модель объединяет крайне правых неотрадиционалистов – появление „оскорбления чувств“ в Уголовном кодексе исходит именно из этих кругов – и людей, интеллектуально близких современным западным левым. И те, и другие оказываются наделены особой нежностью и тонкостью души… Дело не в том, что новая культура выдумала обиду. Люди обижались и раньше, причем часто на те же самые вещи… Мы всегда обижались, иногда на близких, иногда на дальних, но каждый понимал, что на обиде ничего особо не выстроишь. А теперь оказалось, что быть обиженным – это самое крутое, что может с тобой случиться… Вот сейчас таким шестым чувством постсоветского (и не только постсоветского) человека становится чувство праведного негодования, которое дает тебе ощущение моральной правоты. Обида – возможность испытывать праведное негодование – позволяет повысить самооценку, поставить себя в позицию человека, выносящего вердикты и оценки… Сейчас уязвимость встроена в репрессивный механизм, в требование изгнания нарушителя из сообщества. Ты обижаешься для того, чтобы наказать обидчика, причем от имени всей группы».[4]

И действительно, обида из когда-то пассивной и стыдной эмоции угнетенного стремительно превратилась в активную, агрессивную и карающую силу восставшего и мстящего. Как раз эта агрессия делает обижающегося заметным – и на него в ответ тоже начинают нападать. Как следствие – у новой этики появляется множество оппонентов и противников (так называемых представителей «старой этики»).

https://bit.ly/3oxjI6i

Новая этика тесно связана с понятием границ человека (физических и эмоциональных), культурой согласия и так называемой cancel culture (культура отмены, или кэнселлинг). Последнее наступает тогда, когда обидевшаяся группа восстает против угнетателя и в качестве кары как бы отменяет все его предыдущие заслуги в той или иной области, или же вообще стирает его имя из повестки. Так произошло с Кевином Спейси, который после обвинений в харассменте стал персоной нон-грата в Голливуде, или с песнями Майкла Джексона, которые перестали крутить многие радиостанции из-за его отношений с несовершеннолетними мальчиками.

Помимо прочего, новая этика тесно связана и с корректной лексикой. В ней тоже предпочтение отдается «обиженным», из-за чего так негодуют ее противники: мол, какое мне дело до того, что какой-то там наркоман, бомж или трансвестит обиделся – кто они такие, чтобы я обращал на них внимание? Или: я говорил, говорю и буду говорить «инвалид», не имея в виду ничего плохого – а те, кто диктует мне иначе, пусть лучше пандусы для инвалидов делают, а не язык насилуют.

Режиссер и основатель центра «Антон тут рядом» Любовь Аркус называет себя представителем старой этики, или культуры достоинства. В программе «Док-Ток» на Первом канале, вышедшей 22 сентября 2020 года, она объясняет ведущей Ксении Собчак свое видение новой этики так: «Я прочитала дайджест прекрасной книжки, в которой описывается, что у нас когда-то была культура чести, к которой можно отнести дворянскую культуру, потом была культура достоинства, которая возникла после Второй мировой войны, и, безусловно, я являюсь ее классическим представителем. А ей на смену пришла культура жертвы – это и есть новая этика… Культура достоинства ставила свободу личности и privacy как главную ценность… А [в новой этике] мы лишаемся царицы демократии – презумпции невиновности. Мы говорим о том, что жертва всегда права».

https://youtu.be/xFabckjDeh8

По всей видимости, Аркус имела в виду еще не переведенную на русский книгу социологов Брэдли Кэмбелла и Джейсон Мэннинг The Rise of Victimhood Culture: Microaggressions, Safe Spaces, and the New Culture Wars 2018 года. Вот что говорят ее авторы в интервью изданию Quilette (перевод Владислава Притула): «То, что мы называем культурой жертвы, комбинирует в себе некоторые аспекты как культуры чести, так и культуры достоинства. Люди в культуре жертвы так же чувствительны к неуважению, как и в культуре чести. Они очень обидчивы и всегда бдительны в отношении возможных оскорблений. Обида – это серьезное дело, и даже непреднамеренное оскорбление может спровоцировать серьезный конфликт. Но, как и в культуре достоинства, люди в этой культуре избегают насильственной мести в пользу того, чтобы полагаться на некую властную фигуру или властную структуру. Они обращаются к закону, в отдел кадров своей корпорации, к администрации своего университета или – возможно, в качестве стратегии по привлечению внимания кого-нибудь из первых трёх – к широкой общественности. Комбинация высокой чувствительности с зависимостью от других людей побуждает людей акцентировать или преувеличивать тяжесть своей обиды. Существует соответствующая тенденция подчеркивать степень своей виктимности, свою уязвимость к обидам и потребность в помощи и защите. Люди, которые выражают свои обиды, скорее всего, будут апеллировать к таким концептам как неравное положение, маргинальность, травма, при этом рассматривая любой конфликт как вопрос угнетения. В результате культура жертвы подчеркивает особый источник моральной ценности – жертву. Идентифицируя себя жертвой, вы заслуживаете особой заботы и особого уважения. И наоборот, привилегированный статус является морально подозрительным, если не заслуживает прямого презрения. Привилегии – это зло, в то время как быть жертвой является почетным».[5]

https://bit.ly/3oAfyuo