Причем тут все это? Книга, которую вы держите в руках, родилась из проекта портала «Такие дела» под названием «Мы так не говорим», а сам проект – из идеи о том, что важно не только то, что мы говорим (и пишем), но и то, как мы это делаем. Мы в «Таких делах» пытаемся изменить общество с помощью текстов, рассказываем о социальных проблемах и показываем способы их решить. В какой-то момент мы всерьез стали обращать внимание на то, какой язык мы при этом используем. Руководствуясь самыми благими намерениями, мы иногда допускали ошибки, используя привычные нам слова и не задумываясь о том, как их могут воспринять те, к кому они относятся. Мы употребляли слово «инвалид», когда оно уже стало некорректным. Мы писали про «нормализующие операции», которым подвергались интерсекс-люди, хотя никакой нормальности в этих процедурах нет. Мы использовали выражение «сексуальные меньшинства», имея в виду ЛГБТ, хотя это не только некорректно, но и просто неверно. Мы не хотели никого обидеть – мы просто использовали известный нам язык.

https://bit.ly/3oOHCup

Но привычный нам язык – это часто язык вражды. Многие люди – и особенно СМИ – спокойно говорят и пишут «бомж», «колясочник», «прикован к постели», «шизофреник», «трансгендер», действительно не имея в виду ничего плохого. Но эти и многие другие слова уже стали обидными: они отражают пренебрежительное отношение общества к самым разным группам людей, которые в чем-то «не такие, как все». Мы убеждены, что язык, если и не определяет сознание, то точно на него влияет. Поэтому в своих попытках изменить общество мы хотели использовать язык, который поможет это сделать. Мы уверены, что то, как мы говорим, влияет на наше отношение к предмету. Поэтому мы решили создать глоссарий корректной лексики. Прежде всего для самих себя.

Для этого мы поговорили со специалистами в разных социальных областях, с лингвистами и активистами. Мы сразу задумали «словарь» таким, чтобы его можно было менять и дополнять со временем, ведь язык – живая система, он меняется вместе с обществом и его потребностями. И проект действительно менялся: месяц за месяцем жизнь сама предлагала новые и новые слова; какие-то фразы мы убрали, какие-то добавили; какие-то формулировки изменили.

Мы сразу сказали, что наш «словарь» – не истина в последней инстанции – многие термины и формулировки вызывают споры даже среди самих специалистов и представителей разных групп (здесь и дальше я буду писать «словарь» в кавычках: словарь, потому что так все давно уже привыкли его называть, а в кавычках, потому что, конечно, это не настоящий словарь, сделанный по всем правилам). Он был, скорее, приглашением к дискуссии. У нас не было цели диктовать, как надо, а как не надо, – каждый сам выбирает, как ему говорить и писать. И мы прекрасно понимаем, что лексика сильно зависит от места употребления, и то, как мы говорим на кухне, отличается от того, как мы выражаемся в публичных выступлениях, в соцсетях или в журналистском тексте. Мы ничего никому не навязывали – мы лишь предложили задуматься о том, как мы говорим, почему мы это делаем и как это воспринимают другие.

После выхода проекта мы провели не одну онлайн и офлайн-дискуссию на эту тему. Нас ругали все, начиная с лингвистов (естественно), заканчивая обычными людьми. Спектр недовольства был очень широким. Одни говорили, что языку нельзя ничего диктовать извне. Другие говорили, что мы устраиваем диктатуру и ограничиваем свободу слова. Третьи утверждали, что если у человека нет намерения никого обидеть, то и нет смысла менять слова. Четвертые говорили, что надо не заниматься чепухой, болтая о словах, надо менять реальность, а слова сами подтянутся. Пятые негодовали, что слов мы взяли недостаточно. Шестые просто возмущались в духе «кто вы такие». И так далее.

Это, в общем, и хорошо – мы хотели инициировать дискуссию, и мы это сделали. Спустя полтора года в медиа-пространстве дискуссий про язык и толерантную лексику стало в разы больше – и это тоже очень хорошо. «В центр этого проекта надо поставить человека, который не только не хочет, чтобы его обижали, но и сам не хочет никого обижать. Этот проект обращен к людям, которые хотят в себе пробудить человеческое», – сказал филолог Гасан Гусейнов на презентации «словаря».

А теперь к тому, зачем эта книга и чем она отличается от онлайн-проекта. «Мы так не говорим» задуман и сверстан именно как словарь, и ядро его – это поисковик. Вбиваешь в него любое слово (неважно, корректное или некорректное) и получаешь словарную пару и комментарий к ней. Или просто изучаешь слова по разделам, кликаешь на интересующее и снова выходишь на пару «корректно/некорректно». Статьи лингвистов и наши лирические отступления к соответствующим разделам словаря часто оставались не видны, так как большинство читателей заходили в него не читать тексты (пусть и вполне компактные), а именно искать слова. В этой книге все наоборот – акцент сделан на текстах, а непосредственно слова иллюстрируют ее центральную (вторую) часть.

Как ни странно, на тему корректной лексики книг на русском практически нет. Есть отдельные пособия и брошюры, которые выпускают активисты. Например, изданная в 2013 году фестивалем «Бок о бок» брошюра «Как корректно писать о лесбиянках, геях, бисексуалах и трансгендерах» (в самом названии которой уже фигурирует некорректное на сегодняшний день слово). Организация «Ночлежка», помогающая бездомным, также издавала брошюру, в которой анализировала, как некорректно многие СМИ пишут про бездомных. Или из недавнего – интернет-пособие «Как написать о трансгендерности и не облажаться», которое написала секс-просветительница Саша Казанцева для транс-инициативной группы «Т-Действие». Но это все самиздат, не особо видимый для массового читателя.

А книг практически нет. Есть работа социолога Леонид Ионина «Политкорректность: дивный новый мир» («Ад Маргинем Пресс», 2012), но она не столько про слова, сколько про явление политкорректности. При этом автор явно противник этой тенденции, и считает, что «шумные меньшинства» победят «молчаливое большинство», и это в свою очередь погубит европейскую культуру. А собственно корректная лексика и вовсе чужда автору – в одной из своих лекций (уже в 2018 году) он использует слова «гомосексуалисты», «трансгендеры», «транссексуалы», хихикая при этом, а к «сексуальным меньшинствам», помимо ЛГБТ, причисляет фетишистов, адептов БДСМ и людей, которые «предпочитают партнеров другого возраста, расы, малознакомых людей и так далее», смешивая всех в кучу и утверждая, что сейчас «пошла мода на все эти меньшинства». Есть еще книга лингвистки Ирины Фуфаевой «Как называются женщины. Феминитивы: история, устройство, конкуренция» («АСТ: CORPUS», 2020), где подробно с массой конкретных примеров разобрана история русскоязычных феминитивов и их современная классификация. Но, очевидно, она не затрагивает всю корректную лексику.

Я снова хочу оговориться, что книга не претендует на всеохватность и истину в последней инстанции – хотя в ней и освещены разные темы, касающиеся использования корректной лексики. Тем более, я прекрасно осознаю, что бумажная книга устаревает уже в момент своего выхода из печати – особенно в такой теме как язык и его новейшие тенденции. Еще полгода назад никто не использовал выражение «новая этика», а сегодня оно превратилось чуть ли не в клише. Что случится за следующие полгода-год, мы сейчас и представить не можем; какая новая cancel culture наступит, и какое очередное Black lives matter захватит Америку и внесет изменения в языки, мы не знаем. Поэтому остается просто расслабиться и зафиксировать положение вещей на данный конкретный момент времени.