фронта до Москвы рукой подать. Все труднее, труднее сдерживать озверевшие фашистские банды. Они уже предвкушают радость близкой победы и идут на все, не считаясь с жертвами.

В конце ноября гитлеровцы перешли в новое наступление. Ожесточенные бои разгорелись на всех участках фронта — от Волжского водохранилища до Тулы.

Четвертая отдельная истребительная противотанковая бригада держала оборону под Серпуховом.

Ослепительно белеют поля, снег мягким ковром прикрыл землю. Только воронки от снарядов, мин, бомб, словно чернильные пятна на белой бумаге. Уцелевшие дома кажутся ниже, словно пригнулись в ожидании неминуемой гибели. Стоят безмолвные, покрытые снегом; солома крыш торчит ушами, вслушивается будто дом и гул боя.

К этому бою прислушивались всюду: здесь решалась судьба столицы, судьба Москвы.

…Вот и передышка. Меткий огонь артиллеристов, героизм пехоты, самоотверженные действия летчиков, танкистов сделали свое дело. Враг бежал с поля боя. Не все. Многие навсегда остались лежать в снегах Подмосковья… Командир батареи капитан Зайцев, подойдя к орудию сержанта Голубичного, сказал: «Осталось мало снарядов, стрелять только прямой наводкой, наверняка». — Сделав паузу, внимательно посмотрел на стоящих артиллеристов, продолжал: «Молодцы. Один к одному молодцы! И похожи друг на друга. Вы что, братья, что ли?»

«Конечно, братья, товарищ комбат, — улыбнулся Голубичный, — хотя и от разных матерей. Но фронт, он всех породнит. Да мы и впрямь, если не родня, то земляки. Наводчик Саитов — из Самарканда, подавальщик Маликов — из Ташкента, а сам я из Тойтепа.

— А что такое Тойтепа?

Голубичный даже глаза прикрыл от удовольствия.

— Тойтепа, товарищ комбат, — это солнце, хлопок, рис, урюк, цветы… Выпадет минутка, расскажу поподробнее…

— Танки! — крикнул Маликов.

Комбат бросился к телефону.

— Батарея, прямой наводкой, бронебойными…

Танки врага идут прямо на позицию батареи. Расчет Голубичного выжидает. Вот осталось 200 метров, слышен лязг гусениц, сейчас уже можно будет различить смотровые щели. Танки не сосчитать, да и считать некогда. Вокруг рвутся снаряды. Саитов припал к прицелу. Орудие вздрагивает, смертельной слюной плюет в сторону фашистской нечисти.

Лица и руки в крови, шапки сброшены — жарко! Пряди волос свисают на лоб, пот льется ручьем — жарко! Над головой с визгом пролетают осколки — никакого внимания — некогда! Горят до десятка танков фашистов, но стальная лавина ползет. Ее задача — смять бригаду, раздавить пушки, уничтожить героев-пушкарей. Тогда — свободно шоссе, тогда — впереди только Москва. Из громкоговорителей, установленных на танках, — мерзкая речь: «Сдавайтесь, русские! Москве капут».

— Ах вы, шайтаны, посмотрим, кому капут! — кончит во весь голос Маликов, подавая один за другим снаряды. Тяжелый вражеский снаряд разорвался у самого бруствера… Смолкло орудие. Голубичный стряхивает с себя мерзлую землю, ощупывает тело, ноги. «Кажется, жив… К орудию! Огонь!» — командует сам себе.

У орудия только один боец, командир расчета. Снаряд за снарядом летит в сторону врага. Прицеливаться некогда, ствол — вот весь прицел. Все теперь решают секунды. А танки все идут… Выстрел — клубы черного дыма охватили стальную громаду. Но даже порадоваться некогда! Еще снаряд — и танк врага юлою завертелся на месте.

Но другой, словно разъяренный зверь, рвется к батарее. Расстояние сокращается с невероятной быстротой. «Только бы успеть заложить снаряд, только бы не промахнуться!»

— Ну, давай, Коля, не подведи! — крикнул сам себе Голубичный.

Пламя гигантской свечой рванулось в небо…

— Наша берет, вставайте, ребята! — кричал Голубичный. Но вставать было некому…

Советское командование бросило в бой резервы. Мощным артиллерийским, минометным огнем отбиты танковые атаки гитлеровцев. Черный зловещий дым стелется по земле — горят фашистские танки… В атаку пошла советская пехота.

Как из-под земли, возле пушки появился комбат. «…Вот теперь можно передохнуть… Немного… Хотя бы одну минуточку… Нет, сначала к ребятам… Может живы еще… Контужены только или ранены… Да и землей присыпало…»

— Дети солнца, живы ли вы? — Ответили трое: — Живы! Двое еще были без сознания.

Комбат потрогал за плечо Голубичного, посмотрел в глаза долгим взглядом, обнял, прижал к груди.

— Спасибо тебе, Коля, твоим боевым друзьям спасибо от всей нашей батареи.

«А где она, батарея? — подумал Голубичный. — Ее нет, но зато есть Москва!»

Когда вспоминает Николай Иванович этот эпизод из боевой жизни, обязательно добавит: — Навсегда он врезался в память. Вот и сейчас вижу позиции батареи, свою пушку на бруствере, всех ребят расчета. Какие были солдаты!

Вперед на Запад!

Разгромив фашистские войска под Москвой, Советская Армия перешла в наступление, неся освобождение родной земле, освобождение народам Европы.

К Висле советские войска подошли буквально на плечах отступающего врага. Но фашисты успели взорвать переправы. Форсировать водную преграду пришлось днем, под ураганным огнем противника. На ходу сколоченные плоты, утлые лодчонки — все, что только попадется под руку, — и на тот берег. Голубичный со своим расчетом был вместе с первыми штурмующими. С боем отвоевали крохотный плацдарм. Но отвоевать — мало. Надо удержать! Надо расширить, надо дать возможность переправиться основной массе наступающих войск! Смельчаков поддерживала полковая и дивизионная артиллерия. Вначале противник не мог подтянуть достаточно сил, чтобы сбросить в воду советских воинов.

Гитлеровцы вызвали авиацию, подтянули артиллерию, шнапсом подняли боевой дух отступающим фрицам. Вскоре до батальона пьяных гитлеровцев атаковал переправившийся десант. Завязался жестокий бой.

Расчет Голубичного выкатил орудие на открытую позицию и стал в упор расстреливать наседающих гитлеровцев.

Били картечью, осколочными. Вражеская пехота несла большие потери, но поднималась и снова шла вперед. Но гитлеровцы не прошли! Залегли, бросились в беспорядочное бегство.

Расчет перенес огонь по тылам противника.

Командир бригады подполковник Значенко с волнением наблюдал за боем героев-артиллеристов.

— Голубичный умрет на стволе, но не отступит! — сказал комбриг. Он знал Николая по прежним боям и ценил его храбрость, воинское умение. Подозвав офицера связи, приказал передать благодарность расчету пушки Голубичного.

— Вся бригада гордится ими! — добавил он.

Бой был выигран, плацдарм расширен, но война продолжалась. По лесам и болотам, по дорогам и целине, под дождем и в стужу наступал советский солдат, ведя тяжелые бои.

В берлоге зверя

Минуло полтора года наступления. Советские воины неудержимой лавиной катились на запад. И каждый солдат знал задачу: уничтожить врага в его собственной берлоге. Стрелы на дорогах, поставленные руками советских солдат, указывали, сколько оставалось километров