Герцог, нарядившийся монархом, был ее партнером во второй кадрили. Во время этого танца Дженна рассматривала костюмы дам, начиная от нарядов буколических пастушек и заканчивая платьями принцесс всех мыслимых цветов. Молодая белокурая женщина, которая днем увела графа Кевернвуда, нарядилась малышкой в белом кисейном платьице с поводками. Это ей шло. Наблюдая, как она без усилий скачет в танце с сэром Джеральдом Маркемом, Дженна почувствовала укол ревности. Эта девочка казалась такой счастливой, такой невинной. В ее мире не было забот.

«Как она смеет веселиться, когда это мой бал, и я так несчастна?» Кстати, кто она такая? Эта дама достаточно хорошо знакома с лордом Кевернвудом, чтобы взять его под руку. Да, острая боль, кольнувшая Дженну, была ревностью. Ошибки нет. Она нисколько бы не возражала, если бы мисс Златовласка, как про себя окрестила белокурую гостью Дженна, взяла под руку ее нареченного. В лучшем случае это просто резало бы глаз.

Руперт все еще беседовал с гостями из Лондона. Удастся ли хоть мельком увидеть графа? Он будет танцевать, учитывая его хромоту? Когда кадриль закончилась, Дженна оглядела зал, пытаясь найти его среди гостей, но народу было слишком много. А каково было бы скользить по полу в его объятиях? Дженна, фантазируя, воображала себе мимолетное соприкосновение их тел, его теплую руку на своей талии, легко ведущую ее по мозаичному полу. Иллюзия была навеяна оркестром, заигравшим вальс. Закрыв глаза, Дженна погрузилась в мечты, когда позади раздался глубокий, чувственный голос:

– Вы окажете мне честь танцевать со мной, миледи?

Сначала она подумала, что ей послышалось. Но когда обернулась, то в ужасе застыла, поскольку увидела не восхитительную грезу, а свой самый страшный кошмар: разбойника, всего в черном – от треуголки до начищенных гессенских сапог. Его синие глаза сверкали сквозь прорези шелковой полумаски.

Задохнувшись, Дженна покачнулась и, лишившись чувств, упала в сильные руки незнакомца.

Дженна пришла в себя в вестибюле бального зала. Она лежала в желтом полосатом шезлонге. Над ней склонились Руперт и мать, которая, причитая, неистово обмахивала ее носовым платком лорда Эклстона. Граф, снявший треуголку и черную полумаску, стоял позади шезлонга. Белокурая девушка прижалась головкой к его плечу и, сжав руку, кулачком касалась его мускулистого бедра, оба смотрели на Дженну.

С нее сняли капюшон, и длинные волосы рассыпались по плечам и груди, которая начала судорожно подниматься, когда взгляд Дженны сосредоточился на графе. Устремленные на нее синие глаза потемнели и стали кобальтовыми. Теперь в них были серьезность и замешательство.

Руперт смерил графа презрительным взглядом.

– Я ей говорила, что нужно хоть немного поесть, – причитала леди Холлингсуорт. – Она за весь день лишь кусочек проглотила.

– Какая ты глупая, Дженна, – подбоченясь, выпрямился во весь рост Руперт. – Ты испортила маскарад.

Явно ошеломленный, Кевернвуд, застыв, переводил взгляд с Руперта на Дженну. Его красивое лицо было непроницаемым. Если бы в его окаймленных роскошными ресницами глазах было что-то, кроме сострадания, Дженна растаяла бы под их пристальным взглядом. От навернувшихся слез образ графа расплылся. Хотя он снял маску, ужас Дженны не прошел, и она скорее походила на испуганного воробья, а не горделивого лебедя, которого изображала.

– Кевернвуд, – окликнул от двери грубый голос.

Он принадлежал лорду Эклстону, неловко держащему под мышкой голову льва. Высокий и широкоплечий, лет шестидесяти с небольшим, лорд был одним из ближайших соседей Холлингсуортов и старинным другом отца Дженны на побережье.

Граф в ответ вскинул подбородок и, когда лорд Эклстон приблизился, отцепился от мисс Златовласки и шагнул к нему.

Молодой человек, который составил Кевернвуду компанию днем, со смущенным видом занял место графа рядом с девушкой. Дженна предполагала, что юноша был в столовой, когда она упала в обморок, и понятия не имел, что произошло.

Мать без умолку трещала у нее над ухом. Дженна едва слышала ее. У нее все еще кружилась голова. В висках немилосердно стучало, щеки пылали. Она не могла встретиться взглядом с Рупертом и с трудом удерживалась от того, чтобы не вскочить на ноги и не хлестнуть его по раздраженной физиономии.

Дженна взглянула на дверной проем, где к Кевернвуду и лорду Эклстону присоединились несколько мужчин. Внезапно граф повернул к ней голову, и его глаза – эти живые сапфиры, которые так гипнотизировали ее, – на миг дрогнули.

Когда он быстрым шагом двинулся к ней, его хромота стала заметнее. Поняв наконец, что Кевернвуд не призрак и не оживший разбойник, Дженна его не боялась. Однако ее захлестнул такой водоворот эмоций, что она едва не упала в обморок во второй раз. Она не могла отделаться от ошеломляющего желания оказаться в его объятиях, хотя едва помнила их контакт. Как жестоко провидение! Она воображала себе, как он поведет ее в танце, а когда его рука коснулась ее, даже не осознала этого.

– Простите меня, миледи, – пробормотал граф. – Поверьте, если бы я знал, я бы никогда.

– Вам следовало бы знать, – перебил его Руперт. – Снимите свой дурацкий наряд, Кевернвуд. Что вы задумали?

– Откуда его сиятельство мог знать, Руперт? – вступился, подойдя ближе, лорд Эклстон. – Он только что вернулся.

Дженна неловко кивнула графу, принимая извинения, и попыталась подняться.

– Нет, не делайте этого! – порывисто сказала мисс Златовласка. – Полежите, миледи. Вы ужасно выглядите. Правда, Криспин? – обратилась она к молодому человеку, с которым появилась днем.

Дженна изумленно уставилась на них. Черт возьми! Кто эта женщина?

– Простите меня, миледи, – сказал граф, словно прочитав ее мысли. – Позвольте представить вам леди Эвелин Сент-Джон и ее брата, Криспина Сент-Джона, они гостят у меня в Кевернвуд-Холле.

Дженне удалось изобразить подобающую любезность.

Внезапно толпа у двери расступилась, и появилась высокая царственная дама. Леди Каролин Марнер абсолютно соответствовала своему костюму валькирии, за ней по пятам плелся ее бестолковый муж в совершенно неподходящем ему костюме викинга.

– Ты нездорова, Дженна, милочка моя? – нараспев произнесла леди Марнер. – Маркиз сказал, что ты упала в обморок в бальном зале.

– Кевернвуд напугал ее своим костюмом, – вставил Руперт.

– Я уверена, что он этого не хотел, Руперт, дорогой, – промурлыкала она. Потом ему на ухо, но так, что слышали все, добавила: – Откуда его сиятельству знать, что ее отца убил разбойник?

– Покончим мы с этим или нет? – нетерпеливо воздел руки Руперт. – Мы можем наконец снять маски и объявить о помолвке. Все это становится смешным.

– Пожалуйста, не надо, – перебила Дженна.

Гнев, ревность и смущение подняли ее на ноги. Она не смела встретиться с графом взглядом. Иначе она погибла. Меж ними словно вспыхнула электрическая дуга, и Дженна была в замешательстве. Граф воздействовал на самые потаенные уголки ее души.