– Нет, я хочу, чтобы он ответил, – настаивал Руперт, жестом останавливая мать.

– Колонисты имеют основание отстаивать свои взгляды, – ответил граф. – В конце концов, они выигрывали войну.

– Осторожнее, Кевернвуд. Вы зашли слишком далеко, – предупредил Руперт.

– Если аристократия не заинтересуется бедственным положением низших классов, мы увидим революцию, – высказал свое мнение граф. – Вы только подтолкнете голодных. Перед нами пример Франции. Мы ничему не научились на ее ошибках. Наш король то приходит в себя, то впадает в безумие. Его наследник, которого мы только что сделали регентом, помогай нам Господь, игрок, бабник и отъявленный пьяница. Этот человек не может даже с собственной семьей справиться. Как он будет управлять Британской империей?

– Это государственная измена, сэр! – взвизгнул Руперт, вскакивая со стула.

– Я говорю правду.

– Руперт! – резко одернула сына леди Марнер. – Его сиятельство – наш гость.

– Он твой гость, мама, а не мой.

– Ее сиятельство права, – сказал граф, вставая из-за стоила. – Здесь не место для подобной дискуссии. Мы, джентльмены, обсудим это между собой в другое время.

– Мы обсудим это на поединке, – заявил Руперт, отшвырнув салфетку. – Вы не оставляете мне другого выбора, кроме как вызвать вас, сэр. За последние два дня вы не раз оскорбляли этот дом и в придачу завели в его стенах предательские разговоры! Поскольку принято откладывать подобные дела до дневного времени, прошу вас задержаться здесь, пока мои секунданты не посетят вас утром.

– К вашим услугам, сэр, – поклонился граф.

Взгляд Дженны метался от Кевернвуда к Руперту и обратно. Щеки горели огнем. Ей хотелось броситься вон из-за стола, но ноги подвели ее. Она не могла двинуться. Вокруг нее все смешалось. От женских криков и разговоров у нее голова пошла кругом. Мужчины встали, их монотонные голоса невозможно было разобрать. Напротив поднялась леди Эвелин. Бросившись к графу, она заплакала. Ее брат, обойдя стол, направился к ней. Взгляды Кевернвуда и Дженны встретились. Она не могла понять выражение его глаз, но этот пристальный взгляд пронзил ее насквозь, потом метнулся к Руперту. Взгляды двух мужчин скрестились словно шпаги. Дженна буквально оцепенела, и Руперт увел ее.

Едва Дженна успела переодеться в отделанный оборками пеньюар, как от стука в дверь по спине пробежал холодок. Она была одна. Эмили помогала с туалетом матери, которая едва не лишилась чувств от разыгравшейся за обедом сцены, что Дженна приписывала скорее туго затянутому корсету, чем искренней тревоге из-за дуэли.

Стук повторился, быстрый, настойчивый, почти отчаянный. Дженна распахнула дверь и увидела леди Эвелин Сент-Джон.

Какое-то мгновение они смотрели друг на друга через порог.

– Позвольте, миледи… – дрожа, пробормотала девушка. Ее глаза покраснели и припухли.

– Уже поздно, леди Эвелин, – сказала Дженна, отступив в сторону, чтобы впустить неожиданную гостью, – у нас был неприятный вечер. Я собиралась лечь спать.

– Как вы можете спать? Они собираются убить друг друга! Разве вас это не волнует, миледи?

– Что я могу сделать?

– Вы можете поговорить с виконтом. В поединке нет никакой необходимости.

– Уже слишком поздно.

– Так вас это действительно не волнует? – обвиняющим тоном произнесла леди Эвелин, повысив голос. – Когда один из них умрет, как вы будете себя чувствовать, зная, что могли это предотвратить?

– Вы сильно преувеличиваете мои возможности. Почему бы вам не поговорить с его сиятельством?

– Именно ваш нареченный вызвал Саймона, миледи. Саймон пытался этого избежать, вы сами все слышали. Теперь он не может отказаться от дуэли. Он джентльмен. И скорее умрет в этом несправедливом поединке. Я не могу этого допустить. Виконт должен отозвать вызов.

– Вы не знаете Руперта, леди Эвелин. Он никогда этого не сделает.

– Тогда мы пропали. Кто-то из них умрет. Я не вынесу, если это будет Саймон…

Дженна не могла заставить себя задать прямой вопрос. Она не хотела никаких подробностей. Почему у нее такое чувство, будто эта безутешная девушка пронзила ее сердце кинжалом? Дженна уставилась на гостью. Так вот какова любовь. Такие чувства она должна испытывать к Руперту. Но не о Руперте она думала. Дженна сейчас была не в силах углубляться в потаенные уголки своего израненного сердца. Она осознала, что любви в нем нет. Это был удар.

Никогда она не чувствовал себя столь одинокой, как сейчас, став невольным свидетелем разбитого сердца, которое обнажила перед ней эта отчаянная девочка.

– Сожалею, леди Эвелин, – пробормотала Дженна. – Не знаю, что вы думаете о связывающих нас с Рупертом отношениях, но я уверяю вас, он сам себе хозяин. Правильно он поступает или нет, по закону или вопреки ему, мои слова ничего не изменят.

Леди Эвелин, понурив голову, обреченно кивнула.

Дженна смотрела на сжавшуюся фигурку гостьи. Граф знает о ее визите? Нет. Кевернвуд производит впечатление самостоятельного человека, он не из тех мужчин, кто позволит женщине бороться за него. Бедная девочка. Дженна действительно пожалела ее. Причиной поединка были не слабость британской экономики, бедственное положение фермеров и арендаторов или безумие бедного короля. Это ревность Руперта бросила перчатку.

– Идите и отдохните, – сказала Дженна, поворачивая девушку к двери. – Теперь осталось только молиться, чтобы у них хватило здравого смысла не продолжать это безумие.

Проводив гостью, Дженна упала на кровать. Полночь давно миновала, но она была слишком расстроена, чтобы спать.

Подойдя к окну, она смотрела на садовую ограду. Высокая, фигурно подстриженная живая изгородь мешала ей разглядеть купы распускающейся сирени у беседки. Дженна распахнула окно, закрыла глаза и глубоко вдохнула запахи, витающие в тихом ночном воздухе. Сирень здесь не такая, что растет в их имении Тисл-Холлоу, тут она глубокого аметистового цвета и в тысячу раз более ароматная, если такое возможно.

Дженна хрипло вздохнула и закрыла окно. Нужно все обдумать. Не этого она хотела. Мысли лихорадочно одолевали ее мозг, но в этом доме она размышлять не может.

Роясь в своей одежде, которую Эмили аккуратно развесила в платяном шкафу, Дженна вытащила длинную кашемировую накидку, набросила ее на пеньюар и вышла в сад.

Но не восхитительный аромат французской сирени защекотал ее ноздри, когда она вошла в беседку. Это был возбуждающий запах табака, экзотическая смесь, которую она никогда прежде не встречала, и все же в ней было что-то неуловимо знакомое. Она была не одна среди зарослей сирени, и ее сердце чуть не остановилось, когда от высокого соседнего дерева к ней шагнул мужчина.

Кевернвуд.